Сибирские Огни № 004 - 1990

поэту, а жене поэта! Положил кто-то из наших современников, ско­ рее всего, современница, и это трогательно, куда трогательнее, чем цветы к подножию мраморному самого поэта. — Но если разобраться, — возражаю я, — эта женщина, танце­ вавшая с императором мазурку, была в сущности рабыней. Богиней- рабыней, как и твои трикотажницы. — В солдафонской стране все мужчины — солдаты, а женщи­ ны — рабыни, — изрек Вятич. — Эх, трикотажницы вы мои, цве­ тики степные! Лжецы-полковники делают вас министрами-депутат- ками, но вы все равно остаетесь рабынями, а почему? Отвечу: пото­ му что последний храм мы построили сто лет назад, дороги к богу заросли, забыты. Откуда же вам, бедным, обрести иных, не солда­ фонских кумиров? А последнюю галерею когда мы построили, а? Тоже, грубо говоря, сто лет назад, а что строили? Полигоны, казар­ мы, плацы, тюрьмы, радары, космические корабли, чтобы на них ле­ тали цельнометаллические полковники и пыжились перед полковни­ ками других сверхдержав, кто кого переплюнет. А под радарами бо­ гиня рождает рабов и рабынь, чтобы воспитать их в обожании пол­ ковников и генералиссимусов. — Встреча с Александром Васильевичем, оказалась, я вижу, плодотворной, — говорю я Вятичу. — Ты, похоже, на пороге новой истины. — Не одной, а трех, — Вятич задрал свою клочковатую бороду к крестам на колокольнях Троицкого собора, вокруг которых кру­ жились галки и голуби. — Первая: мне стыдно прошлого. Вторая: мне стыдно настоящего. Третья: что из этого стыда выйдет, я и сам не знаю. Единственное, что я знаю, — Вятич посмотрел на часы, — через десять минут зазвонят к обедне. Сегодня в храме венчание, пойдем постоим. У меня записано в блокноте — поглядеть. Не пожа­ леешь, пойдем, ты, наверное, тоже не венчался, а расписывался... У резных массивных дверей храма мы оказались не первыми: открытия ждала пестрая толпа: пенсионеры, женщины с непремен­ ными авоськами, завитые под девушек парни, стриженные под маль­ чиков, но нарумяненные девушки. В толпе никто не крестился, тер­ пеливо переминались с ноги на ногу, как в очереди перед закрытым на обед гастрономом. Зазвонили колокола, половинки дверей распахнулись, мы вместе с толпой устремились в темноту храма. В просторном вестибюле, уставленном торговыми киосками, толпа выстроилась в две оче­ реди: одна — за свечками, другая — за тетрадными листками, на одном из которых было написано «За здравие», на другом «За упо­ кой». Оба листка, объяснил мне Вятич, надо заполнить, потом поло­ жить в большую деревянную братину, и листкам будет дан ход. То­ го, кто записан на листке «За здравие», благословят крепким здо­ ровьем, а записанному «За упокой» будет послана благодать вечного упокоения. Я был в нерешительности: за кого мне следовало похлопотать перед небесными силами во здравие? Мои близкие, слава богу, здоровы, а о дальних коленах родной крови я мало чего знал. Даже о племянниках и племянницах: в век коммуникаций все, как песок морской, рассеялись по стране. С младшей родней я встречался преимущественно на похоронах, ког­ да все съезжались к какому-нибудь гробу новому, и не знал даже, хорошие это люди или плохие, с честью ли носят мою фамилию. Тем более я не знал, кто из них в данный момент нуждался в моих хло­ потах перед Всеблагим. Вспомнив одного из племянников, хорошего столяра, но безна­ дежного алкоголика, я записал его на листок «Во здравие»: авось, Всевышний найдет возможность исцелить и такую хворь.