Сибирские Огни № 004 - 1990

вне традиционной линии. Выражение поэта со стороны лексического насыщения «поэ­ тическими фигурами» н е нормальное. Речь Северянина витиевата, узорчата за счет «апрозаичного», не обыкновенного произнесения слов. Поэт оригинально пре­ вознес одну из составляющих граней вы­ ражения, создав собственный образ стиха: «Весело, весело сердцу! звонко душа освирелься! — //Прогрохотал искрометно и эластично экспресс...», «Снежеет дружно, снежеет нежно, //Н а д ручейками хруста- лит хрупь...», «В шумном платье муаро­ вом, в шумном платье муаровом //П о аллее олуненной Вы проходите морево. Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева...». В произведениях же Владимира Мая­ ковского с этой точки зрения практически все исключительно. Чтобы убедиться в этом, достаточно коснуться самых явных— не­ сущих — средств поэтического выражения, своего рода основных «элементов» внутрен­ него пространства стиха, В самом деле, р и т м Маяковского необыкновенен. Он шире предстоящей ему нормы. Шире даже разнообразных бога­ тых ритмов символистов (я имею в виду яркие, крайние проявления данного наибо­ лее влиятельного поэтического течения на­ чала века). Их изысканная ритмика была все-таки ориентирована в первую очередь на оформление дыхания музыкального мо­ тива, на поддержку мелодии. Ритмическая же система Маяковского иная. Здесь при­ сутствуют и традиционные (мелодические) размеры, присутствуют зачастую нецельно, отрывочно; кроме того, характерны и про­ заические периоды, где фраза буквально проговаривается. Метр Маяковского под­ вижен, и стих, размеренный подобным «не­ строгим» образом, может навести на иллю­ зорное ощущение: па фоне прерывающего­ ся «нормального» чередования ударных и неударных слогов, этих неспокойных шагов- перебежек, прослушивается иная поступь — гулкая, с затянутым периодом, где акцент падает на целое слово: «Послушайте! //В едь если звезды зажи­ гают — //значит — это кому-нибудь нуж­ но //Значит — кто-то хочет, чтобы они были? //Значит кто-то называет эти пле- вочки жемчужиной?..», «Скрипка издерга­ лась, упрашивая, //и вдруг разревелась //т а к по-детски, //что барабан не вы­ держал: //«Хорошо, хорошо, хорошо!» //А сам устал, //н е дослушал скрипки- ной речи, //шмыгнул на Кузнецкий //и ушел...», «Вы себе представляете париж­ ских женщин //с шеей разжемчуженной, разбриллиантенной рукой... //Бросьте представлять себе! Жизнь жестче,— //у мо­ ей парижанки вид другой...». Таким образом, возможности ритмическо­ го выражения у Маяковского расширены. Р и ф м а . По собственным словам поэта, его рифмовка «почти всегда необычна, и уж во всяком случае... в словаре рифм ее нет». Это действительно так. Маяковский и здесь перешел границы. Он достиг не­ обычности, систематически применяя но­ вые способы созвучного связывания слов, они стали его отличительной чертой. На­ пример, у него часты синтаксические пере­ становки, когда слова в выражении меняют привычные «грамматические» места. Поэ­ тому обыкновенно несвязываемые строки скрепляются необыкновенной рифмовкой: «шутка площе чья — извозчичья», «не на- чищивают дуг они — ругани», «в вой ему — по-своему», «громоздите за звуком звук вы — буквы», «огнями губ ему — глупому», «и встал в лени я — представления», «луч­ ше как —поручика», «в авансы и взай­ мы я — езда в незнаемое», «не вздымая глаз свой — классовой», «и рванулись ту­ да мы — дамы»... Кроме того, поэт рифмует «нормальные» слова с «ненормальными», вернее, им са­ мим измененными в результате сознатель­ ного их «изламыванья»: «нежнее и чайнее — как мычание», «толпу растя — крестясь», «тусклый как солнце — лонце», «в беше­ ном скаче— собачий», «бытия земного — разыменован», «глаз ли померкнет орлий _ на горле», «ревомые ревмя — тремя».,, Л е к с и к а Маяковского отличается обилием неологизмов (или лучше — ново­ образований). Причем насыщение ими та­ ково, что можно говорить об особенном признаке лексики поэта. Практически каж­ дое стихотворение характерно в этом смыс­ ле. Горизонт выражения здесь также раздви­ нут: «крикогубый», «испешеходили», «име- нинит», «вымаливался», «новородит», «выда- рю», «слезами окапав», «стеганье одеялсво», «изоханному сердцу», «вцелую», «лавь» (лава, лавить), «калекши», «потерийка», «брызга» (брызгой, брызгать), «слово- блудьище», «дрыгоножество», «гостье», (гость, гости), «стихачество» и пр. и пр. И м е т а ф о р а не похожа на свой клас­ сический — традиционный — прообраз. Ее главное качество у Маяковского — несо­ размерность уподобления, перенесения признака. Сопоставляемые вещи, явления, сущности слишком далеки друг от друга’ расстояния между ними огромны. Сравне­ ния на таких расстояниях зачастую теряют смысл. Метафора превращается в гипербо­ лу, а гипербола нередко становится само­ достаточной, внутренне изолированной, не­ направленной вовне. Отсюда у поэта появ­ ляется возможность длить как угодно дол- го о б р а 3 н ы й р яд. Он так же не­ традиционен, потому что рождается «не так, как принято»,— в основном, при помо­ щи необычайно растянутой метафоры, благодаря всей совокупности ненормиро­ ванных средств: «Вашу мысль, //мечтаю­ щую на размягченном мозгу, //к а к выжи- ревший лакей на засаленной кушетке, //бу­ ду дразнить об окровавленный сердца лос­ кут...», «Если б был я //маленький, //как Великий океан,— //на цыпочки б волн встал, //приливом ласкался к луне бы...», «И сразу тому, который в бороду //тол­ стую семгу вкусно нес, //труба — излов­ чившись — в сытую морду //ударила гор­ стью медных слез...», «С неба, изодранного о штыков жала, //слезы звезд просеива­ лись, как мука в сите, //и подошвами сжатая жалость визжала: //«Ах, пустите, пустите, пустите!..», «Небо то луч, то чай­ ку роняет. //Море блестящей, чем ручка дверная...», «Класс миллионоглавый напря­ гает глаз — себя понять.,.», «Обшаркан мильоном ног. //Исшелестен тыщей шин. //Я борозжу Париж — до жути одинок, /'/до жути ни лица, до жути ни души.,.» и т, д. и т. п.