Сибирские Огни № 004 - 1990

строго судить за это? По нынешним меркам я не могу себе представить ничего подобно­ го. И так работали многие женщины. Но что удивительно! Не было у людей чувства обреченности, усталости от жизни, беспросветности, безысходности. Конечно, в минуты слабости все было — и ревели, и голосили до истерик, падая на землю, оплакивая свою долю, давая время от времени вы­ ход накопившимся страданиям, но это случалось редко. Мать наша была очень выдержанной, строгой, я бы даже сказал, суровой женщи­ ной, увидеть у нее слезу было чрезвычайным событием, но однажды она нас всех пере­ пугала. Пошла в кладовую за мясом (мясо зимой, изрубленное на куски, хранилось в холодной кладовой, вход в которую был через сени, в деревянной кадушке). Забегает оттуда в комнату, возбужденная, кричит: «Убивайте меня, я вас всех оставила голодом». Упала на кровать, ревет, ничего не объясняет. Оказалось, она уронила лампу, заправлен­ ную керосином, в кадушку с мясом, а это означало, что мясо становилось не съедобным. Поскольку было это в начале зимы, то до следующей осени был у нас великий пост. В моей памяти сохранились воспоминания об истошных воплях женщин, получив­ ших похоронки. Горе, беда ассоциируется у меня с детства с душераздирающими крика­ ми, которые доносились время от времени с разных концов села. Почему-то мне каза­ лось, что происходило это по утрам. Обычно было жутко слышать это, и я ждал их со смешанным чувством страха и любопытства, и когда наступала середина дня, а криков не было, то знал, что до вечера можно быть спокойным. Немногие наши земляки верну­ лись с фронта, и абсолютное большинство женщин, с которыми мне приходилось рабо­ тать в колхозе, были вдовами. К нашему селу в полной мере можно отнести слова Маргариты Алигер: В сорок первом, когда наступали враги, Проводила деревня от милой тайги Взвод отцов и мужей, взвод сибирских солдат. Ни один не вернулся назад. Женщины часто, особенно по зимним вечерам, собирались в какой-нибудь избе, га­ дали — жив или нет солдат, когда вернется и вернется ли вообще. Чаще всего гадали на картах, а древний дед Маноха, наш сосед, гадал на бобах, раскладывая и перекла­ дывая их кучками. Результаты гадания были, как правило, оптимистичными. Ведь и ве­ рили же! Как розовели щеки и ломался голос между истерикой и смехом, когда женщи­ не выпадало скорое свидание с мужем! Было еще одно гадание — на зеркалах, специалистом по которому считалась тетя Улита. Ставились два зеркала друг против друга, и во встречных отражениях просмат­ ривалось их бесконечное множество, все уменьшающихся. В последнем из них нужно было увидеть человека и узнать в нем черты того, на которого гадаешь. Если такое происходило, то это значило, что человек жив. С каким же вниманием, суеверным трепе­ том всматривались все в эти зеркала. И, конечно же, видели. Причем самая заинтересо­ ванная, как правило, не была уверена — видит или нет, а если видит, то своего ли. Зато другие дружно убеждали ее, что это он. Начинали уточнять подробности— как выгля­ дит, во что одет — и окончательно убеждали подругу в том, что жив ее муж. Однако военные годы смутно и только отдельными фрагментами удержались в моей памяти. Наиболее ярким, запоминающимся был день Победы. В мае 1945-го я заканчи­ вал первый класс. Объявили праздник, и нас отпустили с занятий. Уж не знаю как, но я, будучи жителем окраины села, учась в нашей начальной школе, оказался в центре. Для первоклассника попасть в центр села одному, без родителей было событием. Тем не менее, помню себя в центре, среди множества ликующих людей, и помню одного парня, играющего на гармошке и лихо напевающего песню: «Эх загулял, загулял, парень моло­ дой, молодой...». Так и вошел в мою жизнь день Победы с этой песней. И еще, когда объявили о войне с Японией. Что-то тревожное и жутковатое было внесено в мое сознание разговорами селян, слухами, прогнозами. Карту мира земляки представляли плохо, но знали, что Алтай на юге граничит с Монголией, а в Монголии японцы. Нам представлялось, что это где-то рядом, и можно ждать их в любое время. Все казалось, что проснешься утром, а в деревне японцы. Как я уже говорил, на юге, в десяти километрах от деревни, начинаются Алтайские горы, и по ночам мне снились сны — масса танков спускается с этих гор и движется в нашу сторону. В конце 40-х — начале 50-х годов, когда я каждое лето уже работал в колхозе, где основной рабочей силой были женщины-вдовы, парни, еще не достигшие призывного возраста, несколько стариков, да мы, пацаны, у женщин уже как-то притихла боль ут