Сибирские Огни № 003 - 1990
торый столько лет им говорил, что так делать некультурно, негигие нично, нехорошо. Душа учителя Аксенова не выдержала, и он при нес заявление в народный суд с просьбой привлечь Леонида Ильича к уголовной ответственности за оскорбление национального достоин ства советских граждан и за подрыв авторитета советских учителей. В тот же день, вечером, за Аксеновым приехала психбригада, и он оказался в психушке. Полгода эскулапы вертели его так и сяк, пичкали лекарствами. И все же признали здоровым. Но в школе пос ле этого места ему уже не нашлось. Ни в своей, ни в других. Дирек тора уже знали о его «неблаговидном» поступке. Вот и пришлось устраиваться грузчиком. — К нам-то че пришли? — спросил его Лебедев в первый же день, как только Аксенов появился в его бригаде. — Вас будить! — серьезно сказал бывший учитель. Лебедев тогда не придал его словам значения. Но со временем по нял : с этим дядей не соскучишься, не заснешь на ходу. — Ты посмотри, кто нами командует,— возмущался то и дело Ак сенов.— Выскочки, карьеристы, неучи! Что им страна, что народ. Лишь бы самим быть на гребне. Вот вы почему молчите, когда вами помыкают? А потому, что не верите в порядочность своих руководи телей, в их честное слово. И трясетесь за свои договоры. А они это чувствуют — и делают с вами, что хотят. Так же и на других пред приятиях и во всей стране. То одним, то другим вас берут в оборот. Так им легче и проще работать, управлять народом. — Ну и вас же взяли в оборот,— заметил Лебедев. — Взяли. Только иначе, чем вас. И пока мы будем молчать, все так и будет. — Вот получим квартиры и начнем,— вроде как согласился с ним Лебедев. — Вы начнете, другие заключат договоры на квартиры. Надо что- то придумывать. Так жить нельзя. ...Мазут на железнодорожной ветке они собрали быстро и снова вернулись в цех. Домой решили не идти. Все равно день пропал. Да и Селиванов с Коняевым уехали в город со снабженцами. А без них как-то неудобно. Всем уходить, так всем. Раздевалка для грузчиков — это и комната отдыха, и конференц- зал, и столовая. Хотя в цехе есть красный уголок — вместительный, светлый — но в спецовке в него неудобно заходить, больно уж чисто в нем. А в раздевалке чувствуешь себя свободней, раскрепощенней. Ковров не замараешь и кресел не извозишь. Да и выругаться можно от души — женщины не услышат. Войдя в раздевалку, мужики, кроме Аксенова, набросились на до мино. А бывший учитель в свободные минуты всегда читает, чтобы, как он говорит, мозги не заросли мохом. — Дуплись, дядя! — кричит Еремин на Мамалыгина.— Че, не ви дишь, на каких картах играю! — Видеть-то вижу, осенние листья,— спокойно говорит Мамалы- гин,— да вить и у меня карта неплохая. Вот и думаю, то ли тебе под ыграть, то ли самому отличиться. — А вы не договаривайтесь, — делает им замечание Лебедев.— Не одни играете. Тук-тук! Тук-тук! — впечатываются в массивный стол костяшки то дробью, то картечью, в зависимости от того, кто ходит и какой кар той. Если карта хорошая и грозят противнику неприятности, то стук — веселый, резкий. Если же карта так себе, то удар соответственно — так себе. Еремин бьет костяшкой с маху, из-за головы. — На! На! — одновременно с ударом костяшки о стол приговари вает он. Лебедев не размахивается, но кладет костяшку так, что аж стол гудит. — А эту! А эту! — пытает он противника. 3 Сибирские огни № 3
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2