Сибирские Огни № 003 - 1990

— Да, «дедовщина» — мерзкая штука,— заметил по этому по­ воду бывший учитель Аксенов.— Газеты винят уголовников. Про­ никли, мол, в армию и насаждают свои традиции. А я с этим не со­ гласен. Ведь «дедовщина» в разных формах имеет место во всех сфе­ рах нашей жизни — и в школе, и в Академии наук, и в милиции, и в торговле. Короче говоря, давным-давно стала явлением в союзном масштабе. Поэтому мы так плохо и живем. А в нашем цехе разве нет «дедовщины»? Взять хотя бы вас,— посмотрел он на Лебедева, Мамалыгина и Селиванова.— Только здесь она более утонченна, на первый взгляд невидима. А приглядишься — пострашней той «де­ довщины», что в армии,— положил он Кольке руку на плечо. Бабка у Кольки набожная. Она и его пыталась приобщить к церкви. Но от ее набожности Колька перенял лишь заговоры от всех болезней, которые похожи на стихи и легко запоминались. Да и нуж­ ны они ему были только для того, чтобы «побалдеть» иногда в кругу друзей, заговаривая им то зубы, то еще что-нибудь. Мешков в складе все больше и больше, в вагоне — все меньше и меньше. Грузчики от соли — как белые медведи. А у Мамалыгина и на голове соль. — Ты, никак, поседел, старина,— смеется над ним Селиванов.—. Башлык надевать надо. — Поседеешь, осенние листья! Она, зараза, во все дырки лезет. От соли, вдыхаемой вместе с воздухом, во рту горько и муторно. Грузчики по очереди подбегают к шлангу, что выходит из склада, и жадными глотками пьют воду. А через пять минут во рту снова пу­ стыня Сахара и опять пить хочется. — Ну что, может, перекурим? — спрашивает Лебедев. — Давно пора,— слышится в ответ. И грузчики начинают рассаживаться в вагоне кружком, побли­ же к бригадиру. Подходит к ним и кладовщица Фрося. На работу она пришла раньше всех. Пока автобус ездил за ними, диспетчер сбегала за Фросей. Живет она рядом. Без кладовщика вскрывать вагон нель­ зя и груз выгружать не положено. Соль, конечно, воровать не будут. Но порядок есть порядок. Фрося по комплекции и по количеству карманов, которых у нее на платье и на халате видимо-невидимо, похожа на свой склад. В дверной проем вагона она проходит только-только. А в складские двери лицом вперед уже не может, протискивается боком. И чего только нет в ее карманах — и конфеты, и пряники, и всевозможные блокноты, и ключи разных калибров. Фрося замужем никогда не была, но мужчин уважает. Побывал у Фроси однажды в гостях и Мамалыгин. Но приятных воспоминаний об этом его память не сохранила. А виной тому — жена. Узнав ка­ ким-то образом, где находится ее муженек, она схватила в сарае су­ коватую палку и прибежала к Фросе. А Фрося ей раз — и выдала загадку на всю оставшуюся жизнь: — Увела от дочери отца и еще бегаешь! А ну вон отсюда! Жена Мамалыгина, как рассказывала потом Фрося, «задницу в горсть» и бежать. А Мамалыгин убежал еще раньше и о «своей» до­ чери узнал от жены. — Да нет у меня никакой дочери! — ползал он перед ней на коленях.— Один только раз и сходил. Но жену он не убедил. Так она до сих пор и верит, что у Фроси дочь от Мамалыгина. — И надо было тебе ляпнуть такое,— ругал он после Фросю. — А пусть не бегает,— смеялась Фрося.— Не скажи я ей про дочь, она бы, знаешь, как меня палкой отходила. Да и от соседей стыдно. А так вроде все по-человечески — Катькин отец приходил. Колька Еремин неравнодушен к Кате, Фросиной дочери, кото­ рая тут же, на заводе диспетчером работает. Как только она появля­ ется на смену — он тут как тут.