Сибирские Огни № 003 - 1990
Рассказав о своей работе на овощной базе и о том, как их хотят выселить с бабкой из квартиры, Колька дальше писал: «Я иду охра нять рубежи нашей Родины, покой и жизнь сограждан. И может слу читься даже такое, что мне придется участвовать в боевых операци ях. И вот я мысленно уже много дней представляю себе такую ситуа цию: враг перешел границу, наступает на город. Я изо всех сил за щищаю его. И тут, откуда ни возьмись, появляется передо мной кла довщик Сидоркин с красным носом и заместитель директора завода Пирогов. — Коля! Защити! Закрой грудью амбразуру! — умоляет меня кладовщик Сидоркин.— Я жить хочу! — И меня! Меня спаси! — просит заместитель директора завода Пирогов.— У меня дети! Жена! «А мне почему-то, — писал дальше Колька в своем письме, — не хочется ради них погибать, закрывать грудью амбразуру. Вы скаже те, что Родина состоит не только из Сидоркиных и Пироговых. Есть другие — честные и порядочные. Да, оно, вероятно, так. Но честных и порядочных я еще покуда не встретил, а вот Сидоркина и Пирогова уже повстречал на своем пути и оцениваю своих сограждан по по ступкам и делам пока что вышеназванных товарищей. Так подска жите, как мне быть? На что нацеливать себя, идя в бой? Закрывать мне грудью амбразуру или не закрывать? Если закрывать, то ради кого?» После публикации этого письма у них в квартире появились и свет, и вода, и газ. А в редакцию посыпались отклики от возмущен ных читателей. «Ишь, такой-сякой, еще и не служил, а уже рассуж дает, за кого ему погибать»,— ругали его одни. «Не призывать его в армию с такими антипатриотическими мыслями,— требовали дру гие.— Солдат не должен рассуждать!» Лебедев тоже прочел в газете Колькино письмо, но до недавнего времени не знал, что это именно он его написал. А узнал от майора, приезжавшего к ним в цех вручать Кольке награду за Афганистан, которую он не успел получить. До прихода майора в цехе вообще никто не знал, что он воевал в Афганистане. Колька не бил себя в грудь кулаком, не требовал к себе особого внимания, как другой «афганец» из пятого цеха, кото рый только и знает, что напоминает всем, что он герой, и без конца требует то одно, то другое. А рядом работают фронтовики Отечест венной и тяжело вздыхают. Стыдно им за него. — Вот видишь, каким героем стал,— жал майор Кольке руку.— А письмо тогда в газету не зря написал. Много их, Сидоркиных и Пи роговых, еще у нас. — Ты че же молчал! — стали поздравлять Кольку бригадники. — Нам-то хоть мог сказать. Молодец! Настоящая русская натура! — пожал ему руку Лебедев. Колька постоянно в себе — глаза задумчивые, отсутствующие, как будто он еще там, в Афганистане. И лишь изредка появляется в них беспечность и шаловливость. — Эх, поймать бы шпиона! — говорит он тогда, вертя головой по сторонам, словно ища глазами предполагаемого шпиона. Пытались мужики расспрашивать его о войне в Афганистане, но Колька оставлял их вопросы без внимания. — Зачем это вам,— махал он рукой. — Ну хоть расскажи, как присягу принимал. Да не ту, не на стоящую, а от стариков. Задница, небось, частенько болела от ударов ложкой. Вон как газеты взялись за это дело. — Когда в руках автомат на взводе, то какая может быть «при сяга». На войне этим не шутят. А кто осмеливался — плохо кончал. Ну, правда, рыпнулись было в учебке... Да быстро передумали. Нас ведь из одного города в одну часть попало около тридцати человек. Попробовали бы тронуть...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2