Сибирские Огни № 003 - 1990
Почти все обитатели лежали на нарах, в мокрой гнилой соломе, накрытые шубами и просто овчинами. Да и всех-то осталось не так 5ж много, а маленьких детей не стало совсем — повымерли. Никто нас не встретил и не приветил. Мы потоптались у порога и поспешно, толкаясь в дверях, выбежали на волю. Шли домой и всю дорогу непривычно молчали... Начали пони мать нечто такое, о чем до этого не задумывались: не мы одни живем худо, и не только бедность всему виной. Есть какая-то неве домая сила, перед которой все мы беззащитны... А при очередной встрече с Колей и Васей в школе на перемене как-то сам собою возник разговор. — Вы правда предатели родины? — напрямую спросил у кал- мычат Ванька Гайдабура. — Правда,— потупившись, ответил Коля. — Мы — предатели,— тихо и покорно повторил Вася. — И скот прятали, и колодцы закапывали, чтобы уморить советских солдат? — Ага. — А сами вы это видели? — спросил я. — Нет. Мы не видели,— сказал Коля. — В нашем селе никто этого не видел, — подтвердил Вася. — Как же так? Сами не бачили, а говорите! — возмутился Ванька. — Все так говорят, — в Колином голосе была обреченность. — Большой начальник так сказал, когда нас выселяли из дому. Боль шой начальник врать не будет... Калмык — плохой человек. Вот и поговори с ними! Это как же надо запугать, под какими угрозами внушить такое?! Как-то в разговоре у Коли вырвалось: — Эх, был бы я русский! Родился бы в Сибири! — У вас плохая родина? — спросил кто-то из нас. — Нет,— Коля упрямо мотнул головой,— наша степь лучше. У нас лесов нет совсем. И даже кустов. Песок да типчак. — Потому и лучше? — Потому и лучше,— уверенно подтвердил Вася. О посещении калмыцкого жилища мы договорились сразу же рассказать дома взрослым. Нельзя же было все так оставлять. — Ах, нечистая сила! Ах ты, дьявол безрогий! — не дослушав мой рассказ, напустилась на меня шебутная бабушка Федора. — Да какой же леший вас надоумил туда идти? Там же зараза всякая! А ну, раздевайся, сымай портки — вшей смотреть буду! — Да мы только постояли у порога, — оправдывался я. — То-то, что у порога! — смягчилась бабушка.— Говоришь, и мертвые рядом с живыми на нарах лежат? Брешешь, поди-ка, все? Да это как же можно? Ведь какие оне ни есть — это же люди... Бабушка Федора подняла шум по деревне, и, видать, не одна она, потому что вскоре собралось собрание, на котором решили остав шихся в живых калмыков разобрать по домам. Не помню уж, как их делили, но нам достался крохотный старичок с рыбьими глазами. Да, да, у него были, как у рыбы, совер шенно круглые, белесые и неподвижные глаза. Он уже не мог ходить, мы с дядей Лешей привезли его из бывшего свинарника на санках, и дядя сразу отнес его на руках в заранее натопленную баню. Он сам его помыл, а шубные клочья, заменяющие одежду старика, прожарил на раскаленной каменке. Бабушка Федора приготовила поесть из заветных запасов, хранимых ею про самый черный день — на случай чьей-то болезни, или — мало ли чего? Помнится, даже бутылку костяники с сахари ном достала из подпола. Сама она старичка и кормила. Дала ложку овсяной каши, блин
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2