Сибирские Огни № 003 - 1990
крикнул на чужом, гортанном языке. Тогда шубы на возах зашеве лились, из огромных мохнатых воротников стали то там, то здесь возникать лица, — круглые, узкоглазые, с приплюснутыми носами. А по цвету — желтые. Словом, обличьем эти неведомые люди напоминали казахов, ко торые испокон жили в нашей деревне, благо район граничит с Казах станом. Казахи всегда дружили с русскими, бывало, доходило дело до совместных браков. А мы, ребятишки, даже и не замечали, кто какой национальности: казашата были простодушные и бесхитростт ные, не подводили товарищей, и когда, случалось, мы дрались улица на улицу, они никогда не объединялись между собой, а бились с обе их сторон лихо и самозабвенно, особо не задумываясь над «нацио нальными вопросами». Так вот, эти странные люди внешностью напоминали казахов. Они зашевелились от окрика мужика в черной борчатке, видать, их начальника, стали приподниматься и сползать с розвальней на снег, а тех, которые продолжали лежать недвижно, начальник грубо стаскивал за шиворот или даже пинал. Такого обращения с людьми мы никогда не видели и стояли, разинув рты. Приезжих стали загонять в контору (кроме начальника в борчатке здесь было несколько русских милиционеров, которых мы сразу не заметили, потому что они тоже были укутаны в огромные тулупы). Вначале приехавшие показались нам до странности одинаковы ми в своих желтых шубах, даже на одно лицо. Но потом, приглядев шись, мы определили, что были среди них мужчины и женщины, ста рые и молодые, даже маленькие детишки были. Их, с головой и ногами закутанных в овчины, взрослые небрежно брали в охапку и несли с собой, вместе с какими-то кожаными мешками и кузовами. И что нас еще поразило — никто, даже детишки, за все время выгрузки не издал ни единого звука, будто это были совсем не люди, а какие-то бессловесные твари. Удивило и то, как они могли все уместиться в нашей маленькой конторе. Наверное, набились, как сельди в бочку. Да, было чему удивляться с непривычки. Уже к вечеру стали известны некоторые подробности: приезжие оказались калмыками, откуда-то с нижневолжских степей. Как объяснил вездесущий Вань ка Гайдабура, это были предатели родины и враги народа. Не боль ше, не меньше. За предательство их выгнали из родных мест и при гнали к нам в Сибирь. — Говорят, оне колодцы закапывали, когда наши бойцы в их них степях отступление вели. Чтобы, значит, бойцы гибли без воды. И скот весь прятали, морили их голодом... Не верите? Вот вам крест во все пузо! — и Ванька «осенил» крестом свой тощий живот. Несколько дней калмыки жили в конторе, пока для них обору довали давно пустовавший колхозный свинарник, что стоял на отши бе деревни. Свинарник был литой из самана, в нем наскоро слепили кое-какие глинобитные печи, сделали в два яруса нары, вместо мат рацев и всяких там одеял-подушек привезли несколько возов соло мы — живи, не хочу! Всему населению, а нам, ребятишкам, особенно, общаться с калмыками запретили строго-настрого. Ходили слухи, что их шубы, которые они не снимали с себя ни днем, ни ночью, кишели вшами, и потому, мол, от калмыков можно было запросто схлопотать любую заразу. Говорили также, что париться в бане им не позволяет рели гия, и когда в райцентре погнали их мыться в общественную баню, то они не пошли туда даже под угрозой милицейских пистолетов. Да, слухи ходили — одни причудливее и страшнее других. Буд то чай калмыки пьют соленый и добавляют в него топленое баранье сало, мясо едят только сырое, а вот теперь, за неимением мяса, не прочь полакомиться зазевавшимся русским дитятеп.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2