Сибирские Огни № 003 - 1990
Я выхожу на улицу — и будто окунаюсь в прохладный зеленый омут. Лучи еще низкого солнца еле процеживаются сквозь густую листву тополей в нашем палисаднике, трава сизая от холодной росы, ступишь босой ногой — сразу мурашки по всему телу, и аж волосы на затылке зашевелятся. Но надо идти в лес и в поле. По всей деревне уже слышны ре бячьи голоса, посреди нашей улицы грохочет и пылит ручная тележ ка с оглоблями и на двух колесах. В тележку «запряжен» Ванька Гайдабура, он, дурачась, подпрыгивает и ржет по-лошадиному, а за кучера восседает его брат Василек и совсем не в шутку нахлестывает прутом. — Проспорил, змей полосатый, дак вези, не уроси! — кричит Василек и при этом так ловко достает «конягу» по голым лыткам, что Ванька взвизгивает поросенком, «выпрягается» и с кулаками кидается на седока. С этими ребятками не соскучишься. Я спешу на помощь, с тру дом растаскиваю братьев-близнецов, и мы втроем уже мирно выхо дим за околицу, толкая впереди себя тележку. — Ребя, я знаю, где богородской травы — навалом! — хвастает Ванька.— За Осташкиным околком... Богородская трава — это обыкновенный степной чебрец, такой пахучий, что кружится голова. Мы набиваем чебрецом свои холщо вые сумки, с которыми ходим в школу, потом собираем и складыва ем в корзинки, чтобы не помять, разные цветы: синие колокольчики, исходящие тончайшим ароматом кукушкины слезки, в сыроватых ложбинах — желтые блестящие лютики, белую кашку, цветы оду ванчика. После этого в Осташкином колке ломаем березовые ветки и ук ладываем их на тележку. Все это — украшения к Троице. Богород ской травой застилают в избе полы, букеты цветов ставят на столы и подоконники, а березовыми ветками украшают весь двор, плетни, прясла,ворота. И так обязательно в каждом подворье. И тогда вся деревня ста новится непривычно зеленой, и держится над ней густой банный дух, источаемый привядшею березовой листвою. А потом будет дивный вечер за околицей села, у большой, наря женной березы, будут гуляния, песни у костра (я еще застал, хотя и в «остаточном виде», молодежные хороводы),— но это все для взрос лых, и потому Троица помнится мне опьяняюще душистою богород ской травою, пестротой весенних первоцветов, чистым духом березо вой листвы... Но кроме ярких «старинных праздников» были еще (хотя тоже доживали свой век) позабытые нынче обычаи и обряды. Свадьбы и крестины, новоселья и именины,— сколько выдумки, самодеятель ности, где все участники, и нет сторонних зрителей! Это все, я думаю, и помогало в любое лихолетье не ожесточить ся сердцам, сохранить в народе «душу живу»... 9 Теперь я должен рассказать и об этом. Потому что это было, это я видел своими глазами. А недосказанность — та же ложь. Их привезли зимой, в самые крещенские морозы. Много подвод остановилось у конторы; на розвальнях, запряженных лошадьми, были навалены какие-то люди, закутанные с головами в овчинные шубы. Мы, ребятня, сбежались со всей деревни: как же прозевать та кое событие? Люди на розвальнях сперва не двигались, казались неживыми. К подводам подошел молодой мужик в черной борчатке — кра сиво сшитой шубе со складчатым и узорчатым подолом. Он что-то 22
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2