Сибирские Огни № 003 - 1990

венном подворье,— вот тогда и начался всеобщий страшный загул, великое и горькое похмелье. А в то время, о котором я рассказываю, Русь еще держалась, особенно кондовая Сибирь, крестьянин еще не успел сломаться, разучиться работать, возненавидеть кормилицу землю,— народ еще продолжал жить как бы по инерции, теми зако­ нами и традициями, которые вынес из глубины веков. Да и время было такое — все списывалось на войну, на разруху, мы еще верили: осилим врага, одолеем все невзгоды — и настанет «светлое будущее», тот заветный, никому неведомый коммунизм... Как велика, как прекрасна, как незыблема и наивна была наша вера! Она помогала нам жить, помогла выжить, и уже только за это — спасибо ей. Бывало, мы, оборвыши-сироты, измученные голодом и непосиль­ ным трудом, соберемся где-нибудь у костра или у кого-то з избе, в зимний длинный вечер,— и начнутся разговоры о будущей жизни. Сейчас об этом почти никто не говорит, а тогда... Обычно любил пофантазировать немножко странный парнишка Федя Овчинников, самый из нас старший и начитанный. Но его надо было подначить, и с этой задачей прекрасно справлялся неисправи­ мый реалист и большой мошенник Ванька Гайдабура, тот самый «подкоровник». — Эх, когда же доживем до такой жисти, чтобы хоть хлеба можно было вдоволь налопаться,— издалека начинал Ванька, мечтательно облизывая почему-то всегда потресканные губы.— Счас бы пару буханок умял — как за себя забросил. — Погоди, вот коммунизм настанет — смеяться будем, как вспомним, что черный хлеб на пайки делили,— еще подначивал кто- нибудь из нас,— скажи, Федя, ведь, правда, животики будем над­ рывать? Лобастый, рассудительный Федя Овчинников загорался не сразу. — Только темные люди так представляют себе коммунизм, — медленно, с расстановкой говорил он. — Современный советский че­ ловек не свинья, чтобы думать только о корыте со жратвой. — А об чем же думать, если жрать хочется? — искренне удив­ лялся Ванька Гайдабура.— Я вот воробья побачу — и жалкую про себя: почему же он, гаденыш, не курица? Или собаки там, кошки разные — зачем они? Какой с них толк? И были бы заместо их по­ росята или овечки... Мне и во сне снится кажну ночь одно и то же. Будто залез я ночью в пекарню. Выставил в окне шибку и залез. А там — огромная куча хлебных буханок. Ну, прямо, как скирда. А мне надо достать тую, что на самом верху. Карабкаюсь вверх на всех четырех, булки с-под ног посыпятся — и я с имя вниз. И опять сызнова... А жрать хотица — пупок к спине прирос. И главное — та булка, наверху-то которая — точь-в-точь такая же, как все другие... Ребятишки загалдели: — Ну, потеял одно и то же... — Надоел со своими буханками! — Кто про что, а вшивый про баню. А самый мудрьгй из нас, Федя, торжественно изрек: — Бытие определяет сознание. — Это как? — вытаращился Ванька. — А так: у голодной куме — хлеб на уме.— Федя многозна­ чительно помедлил и потом спросил: — Вот скажите, как пред­ ставляет каждый из вас светлое будущее? — Ну, говорят, что будет так,— стал выкладывать я все свои познания в этой области, — говорят, что будет всего полно, вдоволь. Заходи в магазин и бери бесплатно, чего душа пожелает — пряники там, или штаны новые... — А я еще слыхал — бабы будут обчие,— вякнул Ванька.— Будто, все будут спать под одним одеялом.