Сибирские Огни № 003 - 1990

ва-Омулевского и Н. Ядринцева как наи­ более заметных представителей демократи­ ческого направления русской поэзии Сиби­ ри. Литературное наследие М. Цейнера не ве­ лико по объему, но тематически и жанрово достаточно разнообразно. Он пробовал свои силы в драматургии (упоминавшаяся уже пьеса «Семья Цыгановых»), писал очерки («Ахметка», например), рассказы и — по собственному авторскому определению — «элегии в прозе» («Кукушка», . «О чем ветер шумел», «Кукушкины слезки»). Что же касается поэзии, то, кроме стихов граж­ данственно-патриотического звучания и ли­ рики пейзажной, есть у него и вещи сатири­ ческие («Сплетня», «Лесть»), и стихи о люб­ ви к женщине, о дружбе и товариществе («У мачты», «Разрыв», «Сон», «Никогда!», «Отрывок из письма», «И радость, и пе­ чаль...», «В студенческой квартире» и др.). Правда, искренняя по своему душевному порыву, любовная лирика М. Цейнера, к со­ жалению, оказывается все же не всегда сво­ бодной от потускневших, альбомно-сенти­ ментальных образных стереотипов и наивно­ беспомощных житейских чаяний и представ­ лений. Так, в стихотворении «Встреча ново­ го года» лирический герой обещает возлюб­ ленной: «Прильну к устам твоим устами, и разопьем лобзаний мед. А чтоб не вздума­ ла, к несчастью, ты вдруг от голода дро­ жать, клянусь тебе своею страстью,— мы будем досыта... мечтать»... Если говорить о чисто художественной стороне стихов М. Цейнера, то следует от­ метить. что его поэтика, образная система и отдельные поэтические приемы, тропы вооб­ ще почти лишены метафориэации, строятся по канонам либо литературно-классическо­ го, либо фольклорного порядка, основыва­ ются на атрибутике не столько изобрази­ тельного, сколько эмоционального плана (показательны хотя бы эпитеты: детство милое, мечты пылкие и заманчивые, думы светлые, помыслы чистые, желанья завет­ ные, кручина глубокая, доля злосчастная, тройка удалая, ворог лютый, молодцы буй­ ные и т. д.)... Да, конечно, М. Цейнер не был — что на­ зывается— звездой первой величины на поэтическом небосклоне конца девятнадца­ того и — особенно — первой четверти двад­ цатого веков. Тем более, что и сама его стилевая манера не только не выделялась, но выглядела, скорее, даже старомодной или анахроничной на фоне буйно расцветающего русского символизма и бурных формалист­ ских исканий и новаций футуристов, акмеистов, имажинистов и других новей­ ших течений русской поэзии. Однако в творчестве М. Цейнера есть страницы, которые, думается, и сегодня представляют интерес для читателей. Эти страницы связаны с историей Сибири; речь идет о таких вещах, как «Ермак Тимофее­ вич», «Бой под Чувашевым», «Кучум», «Утес Сузге», «Искер». Сам автор называл их стихотворениями, но первые три произ­ ведения с полным правом могут быть назва­ ны и небольшими поэмами. Тематическими источниками и материала­ ми для исторических произведений М. Цей­ нера послужили русские народные песни и летописи, а также, как подчеркивал сам ав­ тор, историческое исследование сГк*Неболь­ сина «Покорение Сибири». В русской исто­ рической песне решение Ермака «идтить... на Иртыш-реку великую» обосновывалось стремлением казаков искупить свои прошлые грехи, многочисленные разбойные походы на Волгу: «А когда же мы, ребятушки, да Сибирь покорим, то за это нас, ребятушки, царь простит, помиловаит...» («Русская исто­ рическая песня», «Сов. писатель», Ленин­ град, отд-ние, 1987, стр. 102). Мотивы ис­ купления Ермаком и его дружинниками прошлых «грехов разбойных» были распро­ странены и в художественной литературе XIX в., но здесь они, как правило, перекры­ вались убедительными ссылками на истори­ ческую и патриотическую миссию русских в деле присоединения Сибири к России. Именно в таком идейно-художественном плане решал эту проблему К. Ф. Рылеев в думе «Смерть Ермака»: Кто жизни не щадил своей В разбоях, злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь святую погибая? Своей и вражьей кровью смыв Все преступленья буйной жизни И за победу заслужив Благословения отчизны,— Нам смерть не может быть страшна; Свое мы дело совершили: Сибирь царю покорена, И мы — не праздно в мире жили! Эти же мотивы (и искупления грехов, и исторической необходимости) движут и ге­ роями М. Цейнера. В поэме-песне «Ермак Тимофеевич» и в стихотворении-поэме «Бой под Чувашевым» казаки показаны накануне решительного сражения с «татарщиной-бусурманщиной», в минуты душевной сумятицы, обуреваемые противоречивыми чувствами (с одной сто­ роны, «казакам не страшен ворог...»; «и пойдут они навстречу бусурманам смело, не уступят в храброй силе вражеской дру­ жине»; с другой стороны, их одолевает смутная тревога, предчувствие, что «в неве­ домой сторонке им придется сгинуть...»). Ермак, узнавший о намерении дружинников Сибирь '«покинуть», обращается к ним со страстной речью, рисуя заманчивые картины «вольной дороги» русских землепроходцев и последующего почетного возвращения на родину: Захотим, и будем, други. Жить мы без печалей... Но вернуться в край родимый Нищими, ворами,— Нет, ребята! Коль вернуться,— Так уж молодцами! Чтобы нам не стыдно было Пред сторонкой милой; Чтоб гордился мир крещеный Нашей дивной силой... Примечательно, что в речи Ермака со­ держится не только напоминание о прошлой вине казаков перед русским царем, не толь­ ко перечисление прошлых побед над Кучу- мом и посулы будущих «почестей». Глав­ ное, атаман заставляет своих дружинников вспомнить жизнь, которая была уготована им на родине и которая ждет их там, если они не выполнят своей миссии: Там и прежде мы горе мыкали, Со младенчества оделяли нас. День-деньской-то мы себя маяли Да мозолились за хлеб, за воду; У кого в мошне деньги брякали,— Тот и старше был, тот и мучил нас. Вот как жили мы во Расеюшке. А приди туда мы теперича,— Нас и хлебушком не побалуют