Сибирские Огни № 003

мель, я откликнулся на это романом «На задворках великой империи»; «Слово и де ло» — символическое разоблачение культа личности... Я явил примеры того беспорядка и той безнравственности, которые порожда ет культ личности. Почему мой роман о Распутине и о распутинщине — «Нечистая сила», где выведены жандармы, министры, цари, жулики, шлюхи... был остро воспринят критикой?.. Думаю, потому, что некоторые высокостоящие товарищи, которые и взятки хапали, врали, увидели в этом романе самих себя — вот мне и досталось на орехи!.. Так что я, наверное, сказал глупость, что незави сим от современности. Нет. Я с л и ш к о м зависим от нее. Безусловно, и современ ность в какой-то степени накладывается на историю» («В мире книг», 1987, № 2). На какие обобщения наталкивают раз мышления писателя? В годы застоя наме тился прилив исторической литературы. Писать правду о современности — стало де лом почти бесплодным. Оставалось одно: высказаться по насущным проблемам, вол новавшим общество, через историю, просле дить трансформацию социально-нравствен ных процессов во времени, в диалектических связях. Не случайно многие прозаики «уш ли» в историю... Исторической прозе В. Пикуля свойствен на «стереофоничность», т. е. гармоническое сочетание временных пространств, диалекти ческое взаимодействие прошлого и настоя щего. Кстати, это свойство характерно и для целого ряда других исторических рома нов последнего десятилетия — «Памяти» В. Чивилихина, хроник Вал. Иванова, В. За мыслова, Д. Балашова и др., что является естественным откликом на усложненность нашего бытия. «Принято примитивно делить время на прошедшее, настоящее и будущее, — писал академик Д . С. Лихачев.— Но бла годаря памяти прошедшее входит в настоя щее, а будущее как бы предугадывается на стоящим, соединенным с прошедшим. Па мять — преодоление времени, преодоление смерти. В этом величайшее нравственное значение памяти. ...Память о прошлом преж де всего «светла» (пушкинское выражение), поэтична. Она воспитывает эстетически» («Письма о добром и прекрасном», М., 1985). Стиль художественного мышления В. Пи куля легко узнаваем. Действие в его рома нах развивается стремительно, но не хао тично, последовательно, в соответствии с «сюжетом» самой жизни. Изображая «взрывные» эпизоды истории, писатель не редко ограничивается краткой информацией, перечислением основных событий и дейст вий. К примеру, сообщение о деспотическом перевороте Наполеона III заняло у него все го несколько строк, ибо не переворот в цент ре внимания художника,— он не повлиял сколько-нибудь серьезно на политику стра ны,— а судьба народная. «Наполеон совер шил переворот. Париж вышел на баррика ды, была страшная бойня, в канавах нава лом лежали убитые,— так он стал импера тором». Хроникальная сжатость в перечислении второстепенных эпизодов и акцентированное внимание к событиям общеевропейского и мирового значения — один из принципов стиля В. Пикуля, обусловивший насыщен ность его романов огромным числом лиц и событий. Негативным следствием этой сю жетной «гонки» является психологическая непрописанность ряда картин и характеров. «Неважные» для истории эпизоды писатель показывает очень бегло, обзорно, лишь из редка обращаясь к подробностям. Налицо так называемый «телеграфный стиль», с по мощью которого удается передать ритм вре мени, масштаб событий предельно лако нично. В. Пикуль пишет политико-исторические романы-хроники приключенческого характе ра. Однако их сходство с историческими по вествованиями А. Дюма, на которое указы вают некоторые критики, на мой взгляд, чи сто формально — на уровне приключенче ской сюжетной интриги. Патриотизм мышле ния В. Пикуля опирается на социалистиче ское мировосприятие, глубоко осознанный историзм, классовый взгляд на развитие об щественных и нравственных отношений. Историзм А. Дюма, напротив, носил объек тивно ограниченный характер и был обус ловлен художественными исканиями своего времени. Тут логичнее говорить о шишков- ской школе исторического романа. Историко-героическая эпопея «Емельян Пугачев» В. Шишкова лежит у истоков со ветской исторической прозы, являясь как бы отправной книгой для многих популярных сегодня писателей. Метод В. Шишкова-ро- маниста соединяет в себе два начала: собст венно-художественное и научно-исследова тельское. (Вопрос о шишковских традициях в современной исторической романистике пока мало изучен.) Его школа исторического романа заговорила, однако, о себе столь серьезно, что настало время для ее при стального осмысления. «Что касается исто рической романистики,— заметил В. Пикуль, — то здесь мне ближе всего Вяч. Шишков, всегда неукоснительно следовавший истори ческой правде. «Емельяна Пугачева» я счи таю шедевром советской прозы, думаю, что именно так надо писать исторические рома ны» («Студенческий меридиан», 1978, № 1). Небезынтересно в этом отношении срав нить В. Пикуля с другим нашим романи стом — Д. Балашовым. И тот, и другой творчески заимствуют у В. Шишкова две разнородные стилевые тенденции. В. Пикуль любит выстраивать острый, захватывающий, интригующий сюжет, нарочито усложняет и без того «закрученное» историческое дейст вие, живописуя его сочными импрессионист скими красками. Он берет от «Емельяна Пу гачева» детективно-приключенческую линию, а Д . Балашов, напротив, словно пренебрега ет интригой обстоятельств, сюжетной зани мательностью, придерживается строгой ле тописной канвы; действие его романов течет медленно, величаво, словно полноводная ре ка, постепенно наполняясь все новыми и но выми сюжетными ходами, героями, конф ликтами. Таким образом, В. Шишков как бы пере дал по эстафете две стилевые манеры худо жественного осмысления истории, которые тесно взаимодействуют в его «Емельяне Пу гачеве». Родство шишковских героев и героев В. Пикуля очевидно. Классика нашей лите ратуры волнуют, как правило, характеры романтически-приподнятые, судьбы неорди нарные, героические, часто трагические. Столь же суровы и трагичны судьбы персо

Сибирские Огни № 003 - 1990