Сибирские Огни № 003 - 1990

V. ПОЛИТИЧЕСКИЕ И НРАВСТВЕННЫЕ ИЗДЕРЖКИ СТАЛИНСКОГО КУРСА Огромные потери в потреблении, которые понесло население страны в первой пятилет­ ке, отчуждение работников от собственности на средства производства и от управления ими, явившееся, пожалуй, самой глубокой деформацией нарождавшегося социалисти­ ческого способа производства, замена демо­ кратизма режимом личной власти, развязан­ ные им политические преследования пред­ ставителей различных слоев населения — все это деформировало его отношение к труду, нормы личного и общественного по­ ведения людей, их индивидуальную и кол­ лективную психологию, породило многие антиобщественные явления. Потери в нрав­ ственности народа, порожденные авантю­ ризмом Сталина, еще не стали предметом специального изучения и потому не могут быть воспроизведены в обобщенном виде. Однако они уже привели к деформации об­ лика народа, к возникновению среди его различных слоев жизненных ориентаций и норм поведения, противоречащих деклари­ рованным принципам социалистической мо­ рали. Государство же, лишившись возможности регулировать общественные отношения и трудовую деятельность с помощью экономи­ ческих и социальных методов, прибегло к разнообразным способам внеэкономического регулирования, в том числе к репрессивным. Так, свобода передвижений населения и выбора мест приложения труда была огра­ ничена введением паспортов и режима прописки людей в местах постоянного и временного проживания, а в последующем и введением трудовых книжек, анкет, ха­ рактеристик. Насильственная коллективиза­ ция сопровождалась мерами принудительно­ го удержания колхозников в деревне с по­ мощью отказа в выдаче им паспортов. Кол­ хозник был лишен права покинуть свой кол­ хоз даже в тех случаях, когда последний не обеспечивал его средствами существования. Практически колхозник был закреплен за предприятием. Государство стало рассмат­ ривать колхозника не как субъекта эконо­ мических отношений и полноправного потре­ бителя жизненных благ, а как поставщика товарной продукции и объект индивидуаль­ ного налогового обложения. С юридической точки зрения положение советских крестьян напоминало практику, сложившуюся еще в феодальной Японии: крестьяне там, фор­ мально лично свободные, поставляли за пользование землей рис и халаты императо­ ру и его чиновникам. С целью насильствен­ ного принуждения колхозника к труду в колхозе был введен минимум трудодней, установлены жесткие нормы землепользова­ ния и содержания скота в личном хозяйст­ ве, которое фарисейски было объявлено «подсобным», хотя на самом деле долгое время было основным источником сущест­ вования для сельской семьи. Для колхозни­ ков были введены разнообразные неоплачи­ ваемые трудовые повинности (участие в сооружении дорог, лесозаготовках, в ирри­ гационном, лесохозяйственном строительст­ ве, ремонте школ, больниц и т. д.). В дополнение к этим формам был введен в действие мощный репрессивный нажим на крестьянство: принудительные выселения; судебные преследования по печально знаме­ нитому закону от 8 августа 1932 г. об уго­ ловной ответственности за так называемое «хищение социалистической собственности», в частности, за сбор колосков, овощей, кар­ тофеля, оставшихся на артельном поле пос­ ле уборки урожая; преследования крестьян политотделами. Жители городов фактически были постав­ лены в положение наемного работника. Их гражданские права были существенно ущем­ лены практикой неравноправных отношений с «работодателями» — государством. Нака­ нуне Отечественной войны рабочие и слу­ жащие утратили право на свободный выбор рабочего места: так называемый самоволь­ ный (т. е. без разрешения администрации) уход с предприятия, из учреждения, а так­ же прогулы, опоздания на работу были объявлены уголовно наказуемыми деяния­ ми. Официальная пропаганда приписывала поведению людей такие характеристики, как «самоотверженный», неустанный труд на «общее благо», «рачительное, хозяйское от­ ношение к общественной собственности», «всеобщий энтузиазм» и «подъем трудовой активности» в ответ на призывы руковод­ ства и т. д. Реальное же поведение субъек­ тов экономических отношений сплошь и ря­ дом радикально отличалось от декларатив­ ных норм. Из-за неудовлетворенности оплатой, усло­ виями труда, быта в первой пятилетке рез­ ко возросла текучесть рабочей силы, широко распространились «дефекты трудовой дея­ тельности»: отлынивание от работы, «халту­ ра» (пренебрежение к техническим требова­ ниям, обеспечению должного качества про­ дукции и операций, услуг) и т. д. В дорево­ люционных изданиях довольно-таки редко можно встретить такое выражение, как «хал­ тура», так как небрежная, недобросовестная работа была исключением. Теперь же она стала превращаться в правило; проявилась тенденция к превращению некачественного труда в некую социальную «норму». Утвер­ дилось и равнодушно-наплевательское отно­ шение к объектам социалистической собст­ венности. Последняя стала восприниматься сначала как «казенная», а затем вообще как «ничья». Возникла опасность массового рас­ пространения лени, очевидна ненадежность в трудовой деятельности многих работников. Приходится согласиться с выводом акаде­ мика Л. И. Абалкина: «Будем честны друг перед другом: у нас все не в порядке. И в первую очередь, тревожит теперь, что мы разучились работать... Мы не осознаем это как народное бедствие»1. Огромное развра­ щающее влияние на трудовую мораль стала оказывать теневая экономика, возродившая­ ся в первой пятилетке в таких формах, как «частное производство» на государственном предприятии (о чем упоминалось выше), хи­ щения, спекуляция, взяточничество. Их пи­ тательная среда — резко возросший недо­ статок потребительских товаров и услуг. Доколхозная деревня почти не знала воров­ ства. Первым «вкладом» в его распростране­ ние явилось так называемое «раскулачива­ ние»: участие в экспроприации зажиточного крестьянства создало «законную» основу 1 Комсомольская правда.— 1989.—8 февраля.— С. 2.