Сибирские Огни № 002 - 1990

У него в запасе было еще несколько дней, и он на правах челове­ ка чуть ли не местного, чуть ли не коренного, взялся знакомить Майю с городом. Провел их с Мишей по красивой обустроенной набережной, сводил на базар и в порт, показал парк с прудом. Ну и, конечно, Ми­ ша да и сама Майя пришли в восторг от дельфинария. Миша так просто обомлел, когда дельфины начали прыгать сквозь горящий обруч, играть через сетку в мяч, возить на своих спинах человека и танцевать под музыку, опираясь о воду хвостовым плавником. И все это время Костя посматривал на Майю, слушал ее и отме­ чал про себя, что и она, конечно, уже не та. Кокетства не осталось и следа. О чем бы ни говорила, что бы ни делала, на первом месте у нее сын. На середине фразы могла умолкнуть и броситься вытаскивать Мишу из моря — слишком далеко зашел. То и дело ласкала его, при­ жимала к себе, тискала, и превыше всех забот у нее была забота, что­ бы он не перекалился на солнце, чтобы одежда на нем была в поряд­ ке, а под носом не было ничего лишнего... Да и внешне она изменилась — стала этакой полноватой, успо­ коившейся, вошедшей в берега женщиной. Косте казалось — вот те- перь-то она и высветилась... Просто тогда, сама того не сознавая, она искала это свое материнство. Но путь к этой цели, предназначенный природой, получился у нее не прямой, а «петлястый», с кругами, с возвращением даже в противоположную от цели сторону. А времена­ ми она шла к этой цели как бы даже по трупам... Майя то и дело ударялась в воспоминания: «А помнишь, — спрашивала, — как мы познакомились?.. Я забыла в твоем столе зер­ кальце... Восемь лет прошло — страшно подумать...» И получалось так, что она тщательно отбирает из их давней исто­ рии лишь светлые воспоминания, Костя же помнил не только и даже не столько светлое... ...Гуляя по городу и окрестностям, они вдруг очутились на клад­ бище. Костя до этого -здесь не бывал, и вид кладбища удивил его своей пышностью. Надгробья были все больше из черного, полиро­ ванного до зеркальности, мрамора, с портретами усопших, с про­ странными эпитафиями. Встречались портреты, писанные масляны­ ми красками, портреты в полный рост, нередко даже на коне или рядом с легковым автомобилем. Еще более удивляли крытые над­ могильные постройки, этакие киоски, в которых висела одежда усопшего, причем висела, как и подобает, на плечиках. Была в этих постройках и мебель и посуда, а в киоске, сооруженном над могил­ кой школьницы, висела отглаженная школьная форма и стопочкой на столике лежали учебники... «Невероятно! — думал Костя. — Они верят в бессмертие ду­ ши, в загробную жизнь. Как верили их предки, и сто, и тысячу лет назад...» И вспомнилась ему жуткая смерть брата Павлика, его похо­ роны, и как тогда, он, Костя, впервые всерьез задумался о смыс­ ле жизни и смерти; как искал ответ на свои вопросы в трудах великих мыслителей... Да и потом, позже не раз задумывался над этими «коренными» вопросами бытия и постепенно приходил к твердому, не лишенному горечи, убеждению, что индивидуального бессмертия нет. Степень твоего бессмертия зависит от степени твоей сопричастности с людьми, с человечеством. И мизантропы, эгоис­ ты умирают в большей степени зачастую окончательно, бесследно. Те же, кто живет, страдает и радуется вместе со всеми, кто боль­ ше живет духовно, нежели физически, — те продолжают жить и после смерти. В своих детях, в своих делах, — в своем добром сле­ де, оставленном на земле. Костя отдавал себе отчет в том, что этот его вывод не ориги­ нален, не нов и для иного покажется мало утешительным, даже грустным. Но это был его личный вывод, эта старая, как мир, истина вошла в него, в его плоть и кровь.