Сибирские Огни № 002 - 1990
этого Костя, глядя на смуглых черноглазых аджарок, бормотал себе под нос: «Шаганэ ты моя, Шаганэ...» — и думал о своем бригадире Кеше, большом любителе Есенина: «Вот расскажу ему...»). Костя снимал небольшую комнату на втором этаже, куда подни мался из уютного дворика, затененного инжировыми деревьями, по крутой лестнице на веранду, увитую виноградными лозами; при этом приходилось нагибать голову, чтобы не сбить лбом тяжелые черные, с сизым налетом, гроздья виноградных ягод. С веранды вела дверь в его «бунгало», где, кроме кровати, стола и двух стульев, ничего боль ше не было. Да и что еще надо ему, отдыхающему отпускнику-сибиря- ку?.. И вот, возвращаясь к себе домой после купания, он на набереж ной, возле детских каруселей, нос к носу столкнулся с Майей. За ру ку ее держался черноглазый мальчуган лет четырех. Ничто не дрогнуло в душе у Кости при этой встрече, не залился он краской волнения, не подступил к щекам жар, как бывало преж де. Все это ушло в прошлое. Может быть, сгорело тогда, на турбазе, когда сидел на пеньке, на самом солнцепеке, и ждал Майю... Был он с нею, однако, приветлив, согласился даже помочь пере везти вещи из вокзальной камеры хранения на квартиру, где Майя на время отпуска сняла угол. Нес чемодан, поддерживал «светский разговор» и сам себе дивился: «Сколько крови она мне попортила! Нормальный человек и разговаривать бы не стал, а я вот даже чемо данчик...» «Попортила-то попортила, — возражал он самому себе, — но если объективно, если с разных сторон посмотреть, то одну ли только беду она принесла?.. Не научила ли при этом терпению?.. Не приучи ла ли сжимать зубы, когда трудно?.. Да тебе после тех передряг, тебе, битому-перебитому, теперь все нипочем. И цех ты спроектируешь, и переворот в обрубке устроишь. Но не она ли, не Майя ли, превратила тебя в этакий бульдозер?..» Так неожиданно повернулись его мысли, пока он нес чемоданчик Майи. «И потом... — мысленно говорил он самому себе, — не она ли на учила тебя состраданию?.. Ведь до встречи с ней в тебе не было боли ни о ком, кроме как о себе любимом. И заботился ты только о себе, о своем самосовершенствовании. А вот с Майей ты начал учиться со чувствию, состраданию. И когда встретил в обрубочном рыжего Кешу, то уже был способен войти в положение, посочувствовать, содрог нуться... Иначе разве б взялся за Проблему?..» ...Маленького Мишу он покорил тем, что не сюсюкал, а разгова ривал с ним как мужчина с мужчиной; малыш быстро признал в «дяде Косте» своего человека. Да к тому же у дяди Кости имелись такие удивительные вещи, как голубые резиновые ласты... А еще мас ка со стеклом!.. А еще дыхательная трубка!.. Пока ездили на вокзал за вещами, Майя поведала ему свою пе чальную историю. Оказалось, муженек ее Леха Перевалов, отец Ми ши, постепенно стал спиваться, и она пережила все те муки, какие переживают жены пьющих... Сколько пролито слез, истрепано нервов, потрачено сил! И всё — впустую. В конце концов она его выгнала, они развелись, и теперь она мать-одиночка со всеми вытекающими отсюда горестями жизни... «А ведь этого надо было ожидать... — думал Костя. — Ведь Ле ха по натуре был вечный бродяга. А тут — какое ж бродяжничест во?.. Тут сиди на одном месте и трудись в поте лица, как и подобает главе семейства. Вот он и затосковал, и запил, и покатился...» Заметив, что, слушая ее, Костя думает о чем-то своем, Майя улыбнулась: — А ты изменился... стал молчалив... — Да, пожалуй... Раньше я был безудержно болтлив и ужасно страдал от этого...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2