Сибирские Огни № 002 - 1990

Когда всё было собрано и упаковано, Леха оторвался от чтения, взвалил на себя раздувшийся рюкзак, взял в руки чемоданы, ну а дамы нагрузились сумками, узлами. — До свидания, Костя... — сказала Лия на прощание, и сказала таким тоном, что, мол, я сожалею, что пришлось присутствовать при столь печальном деле. Однако глаза ее, про которые говорили, что они видят на полметра под землей, — острые глаза так и прощупыва­ ли: что же он, интересно, испытывает в эту минуту?.. — Всего доброго, Лия, — отозвался Костя как можно любезнее. И дверь за ними закрылась. ...А вскоре Костя узнал, что Майя и Леха с завода уволились и уехали по вербовке куда-то в Забайкалье... ГЛАВА 34 Прошло около пяти лет, прежде чем Костя вновь увидел Майю. Легко сказать — около пяти лет... Для Кости это были годы большой работы, годы испытаний. И он, в общем, выдержал эти испытания, — выдержал потому, что хорошо понимал: отступать дальше некуда, это его последний шанс. Выдер­ жал, возможно, еще потому, что в сущности был «рабочей косточ­ кой» ; рабочими были его родители, рабочим был брат Павлик, да и вся его малая родина — городская окраина — была сплошь рабочей. Как ни трудно было на обрубке, со временем он втянулся, освоился в цехе, стал там своим человеком. Работа его была хотя и тяжелая, но в целом несложная. Горячую чугунную махину, всю в заплатах пригоревшей формовочной смеси, с безобразно торчащими литниками, заусенцами и наплывами, нужно было очистить от этой пригоревшей земли, удалить с нее эти литники и заусенцы, выгладить, «вылизать» затем ручной обдирочной машин­ кой. Иными словами, чугунной отливке нужно было придать товар­ ный вид. Потом ее, ровную, гладкую, покроют изнутри красным сури­ ком, в механических цехах обработают базовые и несущие поверхно­ сти, и она превратится в станину станка либо другой какой машины, будет нести на себе двигатели, рабочие узлы, механизмы. Массивная, литая, с округлыми, обтекаемыми формами, она станет красивой ос­ новой машины, ее телом. В общем, закрепился он в цехе, свыкся с ним и с людьми; невы­ носимо тяжело было лишь в конце квартала, полугодия или года, когда начиналась штурмовщина. Из последних сил порой ворочая стучащее пневмозубило, не однажды он вспомнил давний спор между Зарубиным и Реховским, — один из многих споров в курилке конст­ рукторского отдела. Разговор тогда зашел именно о штурмовщине, и Реховский стал возмущаться, мол, у нас нигде нет порядка, сплошная бесхозяйственность, и все повторял свое любимое присловье: «Вот японцы...», «Вон у японцев...» Зарубин же сказал тогда: «Чего ты хочешь? Мы, русские, сплошь обломовы, и никому никогда не переделать нас в штольцев. И чихать нам на деловитость немцев, японцев или американцев! Вот заладил_ беспорядок, бесхозяйственность... Да, может, так и надо! Может эта самая бесхозяйственность — наша национальная черта. И почему деловой немец или муравей-японец должны быть нам примером?.. Мы испокон веку решаем вопрос, а не вкалываем бездумно, автоматиче­ ски. Мы никогда не были и не будем ни муравьями, ни автоматами. Русский человек в работе, в деле, если хочешь знать, заткнет за пояс любого твоего немца, японца, американца. Но ему нужно, чтоб душа разгорелась... Чтоб рука раззуделась... Чтобы труд был не принуди­ ловкой, а праздником. Понял ты? Праздником!.. Мы — люди рывка, штурма, всплеска. Мы не любим унылой монотонной работы. Из всех цивилизованных народов мы — наименее машины, наименее роботы. Мы можем быть либо прекрасными в работе, упоенными ею, либо без- 76