Сибирские Огни № 002 - 1990

— А что мне там делать? — удивляясь бесцеремонности и строгому тону допроса, ответил Костя. — Дрянь ты человек! — рубанул мужик. — Почему вы так думаете? — не успев даже обидеться, спро­ сил Костя. — На твоем месте я бы взял нож и... зарезал бы ее на хрен! Чтоб не жить стерве! — со злым жаром выдохнул мужик. Тогда Костя еще пристальней вгляделся в его лицо и подумал, что мужик-то, пожалуй, не настолько пьян, насколько сердит. И что он не только знает обо всем, что случилось на базе, но и огор­ чен за него, малознакомого человека... — Вначале мы приехали... — вновь заговорил мужик, но уже не сердитым, а этаким задумчиво-вспоминательным тоном. — Смот­ рю — девка ничего. Шустро сообразила для всех для нас ужин, сварила борщ, накормила... Потом — прошло уже сколько-то время — говорит: «Что-то скучно мне, Виктор...» — «Ну что ты, Манни­ ка, — говорю, — ну, хочешь, давай со мной рыбалить...» И стали мы с ней рыбалить. Я утром раным-ранехонько иду бужу ее: «Маюшка», — говорю, — вставай, на рыбалку пора...» Но, прав­ да, сперва она тебя крепко ждала... Потом, мало-помалу, гляжу — с Лехой... Я ему говорю: «Что ж ты делаешь?..» А он... ну что он может сказать, он же пустой человек. Не подлец, может, нет, но — пустой. Ему вот этот туризм, винишко, бабенки... А с ней я перестал разговаривать. Здравствуй — здравствуй, и больше ничего... _ Костя слушал его и думал, что, может быть, зря отпустил Майю на турбазу, зря был «шибко сознательным» и вкалывал в цехе, вместо того чтобы вырвать зубами положенный отпуск и ско­ рее мчаться сюда... Между тем мужик, закончив рассказ, снова начал сердиться: — И все-таки ты дрянь человек, — повторил он. — Ты — не русский!.. Я бы взял нож и — на, получай, паскуда!.. Свою бы жизнь сгубил, но и ей бы не жить! Вот так, по-русски!.. Я вот сейчас приеду домой, и если моя Шурка что-то такое... то все! — зловещим шепотом закончил он и уставился взглядом в непрони­ цаемую тьму, как бы утратив к собеседнику всякий интерес. Ни разу в жизни Костю не называли «дрянью», и ему бы вски­ петь, возмутиться, поставить мужика на место... Но — странное дело! — он не чувствовал никакой обиды. Более того, ему опре­ деленно нравился этот Виктор и все, что тот говорил... «Вот он-то, уж точно, русский человек, — думал Костя. — Или люби меня и будь верной, или умри, стерва! Середины нет...» «Было, было время, — думал он чуть позже, после того как мужик ушел куда-то на корму, — когда и я кирпичом в Рехов- ского... И с собой готов был покончить, и не раз... Да и здесь еще, на базе, когда сидел на пеньке, поглядывал на тот ржавый то­ пор... Так что понимаю я тебя, Виктор, ох как понимаю! Да толь­ ко зверя-то в себе надо держать. А то ведь что получится... Эмо­ циональный фанатизм, говорил когда-то Зарубин, и так поставил мир на грань катастрофы. И тут он прав, Зарубин. Разум _ вот наше спасение в большом и в малом. Разум и совесть...» ...Зябко поеживаясь от палубной свежести, он вернулся в теп­ лый салон и, отыскав свое место, уселся на мягком диване. Переступив порог своей комнатушки и оказавшись в привыч­ ной обстановке, он пришел в себя окончательно. Здесь все было на месте: чертежная доска на столе возле окна, пришпиленный кноп­ ками, чуть пожелтевший лист ватмана. Поверх него, точно боевой меч, лежала рейсшина, поблескивали хромированные циркули и рейсфедеры в готовальне, в гнездышках из голубого бархата. И бе- 74