Сибирские Огни № 002 - 1990

«Теперь вам не сбить меня... — мысленно сказал он Лехе и Майе, но как бы не только им. — Никому не сбить меня с ног, черт возьми!» Поднялся и твердым шагом спустился по склону к домам. Че­ рез открытую дверь вошел в комнату; Майя и Леха, сытые, по­ койные, сидели рядышком на кровати — отдыхали после обильной еды в холодке. — Что ж ты не идешь?..— с усилием ворочая пересохшим языком, но тем не менее спокойно, выжженно, спросил Костя. — Час уже прошел. Даже три часа прошло... «Даже целая вечность прошла...» — хотел он добавить. Под его страшным (он это чувствовал) взглядом Майя подня­ лась с кровати и отошла к окну. А Леха... Леха как сидел, при­ валившись к стене, так и продолжал сидеть, будто прибитый гвоз­ дями. Из-под волос, закрывающих лоб до самых бровей, глядели по-кроличьи робкие, испуганные глаза. — Он что... любит тебя? — спросил Костя. — Да... — потупилась Майя, и на ее молочно-смуглых щеках проступил такой знакомый Косте жар. — А ты?.. — Я?.. Я хочу от него ребенка... — Вы что же... живете — как мужчина и женщина? — Иначе бы не было никаких разговоров... — решился нако­ нец подать голос Леха. Костя почувствовал, как на сердце вновь ворохнулся клешня- стый краб, а где-то в позвоночнике похолодело. — Что ж ты, живя уже с ним, легла вчера со мной?.. — Ка-ак?! — Леха схватил воздух ртом, и кроличьи глаза его округлились. — Ты?.. Тебе что... меня не хватало?.. У Кости в душе прозвучал сухой, горьковатый, зарубинский хохоток, — прозвучал и стих. В ответ на вопросы, заданные с двух сторон, Майя вскочила со стула и заходила, заметалась по комнате, пылая щеками. — Это в ее характере, — не дождавшись ответа, пояснил Ко­ стя. — Некая чрезмерная эмансипация... А прямее говоря _ рас­ пущенность. Склонность одаривать своим телом каждого, кто ста­ нет перед ней на колени, кто говорит комплименты... — Не я первая, не я последняя... — выдавила Майя. Ты за себя отвечай, — резонно заметил Леха, — и не ки­ вай на других... — Идите вы оба!.. — вскричала Майя, заламывая руки. — Вы мне не нужны. Я счастлива, что у меня будет ребенок... Это был еще один удар, который, случись он раньше, наверня­ ка лишил бы Костю рассудка. Но теперь Костя вынес бы, навер­ ное, и удар ножом, и вытыкание глаз... Сгорела в нем любовь-сла­ бость, пока он целую вечность сидел на пеньке на самом солнцепеке. Поэтому после слова «ребенок» он не вскрикнул, не схватился за сердце, только в позвоночнике добавилось озноба да лицо отвердело. И голосом, который родился в нем в эти последние часы он сказал себе: «А что, может, как раз в материнстве-то и есть ее спасение. Скорее всего именно в материнстве. Но нас это уже не касается. С нас хватит. Отрубим... и навсегда!» — Что ж, — сказал он вслух, — коли так, то нам не о чем разговаривать. Пора прощаться. Ребенок — это ведь очень очень серьезно... ’ Учтиво поклонившись, он вышел из домика и, не оглядываясь, зашагал в сторону своей палатки. В позвоночнике у него все еще будто игла вошла от затылка до копчика. «Это я прежний отми раю...» усмехнулся он. И, бережно неся в себе эту «иглу» не­ торопливо шел по-над берегом и мысленно прощался с бором с 72 ’