Сибирские Огни № 002 - 1990
тывал на столешнице сочень. Ни дать ни взять молодая семья го товит на обед вареники с картошкой... Костя почувствовал, как в сердце вцепился, сдавил его некий клешнястый краб... — Что ж ты не приходишь? — упавшим голосом спросил он. — Сейчас... вот приготовлю и приду... — после некоторой за минки отозвалась Майя. При этом ни она, ни тем более Леха не оторвались от своих занятий; Леха так прямо до побеления в су ставах давил на скалку и все катал, катал свой сочень, хотя тот и так уже расползся на всю столешницу. — Ну хорошо, — сквозь зубы сказал Костя, — я подожду вон там, в сторонке... Отойдя к опушке леса, он присел на пенек и стал ждать. Вы курил одну сигарету, выкурил другую, третью... Нещадно палило послеполуденное солнце, в сосняке настаивался душный смолистый зной. Отсюда, с опушки, до инструкторских домиков, стоявших в низине, было шагов сто, и было хорошо видно, как Майя доварива ла картошку, как толкла ее в задымленной кастрюле, как они с Лехой дружно лепили вареники и опускали их в кипящую воду. Потом ушли в вагончик, унесли туда еду... Костя сидел на своем пеньке, на самом солнцепеке, курил си гарету за сигаретой и чувствовал, что погружается в пучину на стоящего отчаяния, что никаким усилием воли, никаким напря жением рассудка не вернуть власти над собой... Он лихорадочно перебирал в уме всю их с Майей историю, и его подмывало встать, быстро спуститься к домикам и задать Майе всего лишь один во прос: «До каких же пор?..» А потом взять и чем-нибудь ...чтоб сразу насмерть. Спустя минуту он даже знал, чем он это сделает, ибо на гла за ему попался валявшийся в траве, выброшенный кем-то за нена добностью, ржавый, треснувший по обуху, топор... И сердцу становилось сладко и тесно в груди, горячие сильные толчки его Костя чувствовал в кистях рук. Вот сейчас он встанет, поднимет эту тяжелую штуковину... пройдет эту сотню шагов и... Но почему-то медлил, медлил... Сидел и курил. Нещадное солнце жгло его, горячий пот стру ился из-под мышек и, остывая, холодил бока. Исступленное свети ло, иссушая и без того худое тело Кости, проделывало с ним и еще какую-то тайную работу. Оно словно бы выжигало что-то в Косте, в его душе... И вот когда он почувствовал себя как бы выжженным, как бы превращенным в пустыню, тогда в нем зазвучал новый голос... «Ты просто выдумал ее,— сказал этот как бы не-Костя.— Выдумал прекрасную, но несчастную, изломанную, которую нужно спасти, возродить... Все это было романтикой, чистой романтикой... Да, «принц» изломал ее, искалечил. Но ведь ваша с нею жизнь это же был шанс... А что делает она?.. Она растоптала этот шанс...» «Как же теперь?..» — спрашивал Костя-прежний. «Надо кончать с романтикой, с утопиями, вот что. Никакой пре красной, но несчастной больше нет». «А что же есть?..» «Многое есть! — уверенно отвечал не-Костя. — Образование, друзья, родители, музыка, книги, Родина, наконец. И, главное, у тебя есть дело. Нужное людям дело. И ты его должен закончить!» Как-то всем нутром своим прочувствовав эти слова: «Должен», «людям», «дело», — он понял и то, что же такое выгорело в нем, пока он целую вечность сидел тут, на этом пне, на самом солн цепеке Выгорели остатки слабости. И понял Костя, что новый го лос, вдруг зазвучавший в нем, — это голос силы. Будто долго долго несло его в мутном потоке, кружило, колотило, и вот он по чувствовал наконец твердую почву под ногами.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2