Сибирские Огни № 002 - 1990
А два дня спустя Костя прощался со своей хозяюшкой Дарьей Глебовной. Когда он, уже с чемоданом, с рюкзаком за спиной, пошел из кухни, Дарья Глебовна окликнула его. Он приостановился, и она произнесла печально и чуть торжественно: — Что ж, прощайте... Больше мы наверняка не увидимся. Мне скоро помирать, а вы... вряд ли когда еще будете здесь... Костя чувствовал, как к горлу подкатывается удушливый ко мок, и, чтобы не зареветь, до боли закусил губу. Он только теперь, внезапно, понял, что эта старая женщина стала для него как мать. И ее глаза, точно глядящие в лицо недалекой уже смерти,— глаза потрясли его. Плечи; у него дрогнули, и он едва смог произнести: «Спасибо вам за всё, за всё. Я вас никогда не забуду...». И пошел, пошел в зыбкие, качнувшиеся в его глазах двери. (Какое-то время спустя, в тяжкий момент своей жизни, Костя вдруг вспомнит старушку, и его неодолимо потянет навестить ее. В немалом волнении он позвонит у этих самых дверей, и незнакомая женщина откроет ему и скажет: «А Дарью Глебовну недавно схоро нили...» И в последний раз пойдет он от этой двери, по этому двори ку, мимо этого палисадника,— пойдет по туманным улицам и все будет перебирать в уме слова и добрые дела Дарьи Глебовны... Вспомнит, как она стряпала для него именинный пирог, как выха живала его, Костю, когда он жестоко простудился; как упорно обу чала английскому языку и помогала ему, вечно безденежному, мало-мальски одеться. И как-то все это сольется в сознании Кости с предсмертными призывами брата Павлика: «Помогать!... Помо гать!.. Помогать!..») ГЛАВА 30 С трех сторон город окружали холмы с сосновыми борами и только здесь, на юго-западе, вплотную к городу подходила степь. Юго-западный поселок был самым отдаленным пригородом, и сразу за усадьбой Черенцовых простиралась бескрайняя заснеженная Барабинская степь. С другой же стороны гудел, ворочался, жил огромный миллион ный город, с широкими улицами, высоченными зданиями, с площа дями и скверами, театрами и концертными залами, набережными, гостиницами. А здесь, на окраине, улицы тихие, в сугробах, здесь дымят печные трубы, за глухими заплотами гремят цепями матерые сторожевые псы; здесь тайно варят самогон, здесь место разным жутким историям, вроде того, что муж зарубил топором жену или дети содержат старуху-мать в темном подземелье... Все это было знакомо Косте по своей родной окраине, и хлопоты по хозяйству были тоже не внове. Он колол дрова, возил на санках во ду в обледенелой кадке, отгребал деревянной лопатой снег от ворот, чистил двор, в который то и дело набивался снег, несомый свирепыми степными ветрами. По субботам Черенцовы топили баню, и помыться-попариться съезжалась вся многочисленная родня. У Майи было три замужние сестры и два брата, у всех у них были дети, и когда сестры и братья с женами, мужьями и детьми приезжали из города, дом превращался в шумный цыганский табор. Сравнение с табором Косте пришло не случайно. Черные, с антра цитным блеском, глаза Майиного отца, главы большого рода Черенцо вых, передались по наследству всем детям и внукам. И когда внуча та со всех сторон облепливали добродушного чадолюбивого деда, Ко сте казалось, что их черные глазенки — это брызги от цыганистых дедовских глаз. После бани весь многочисленный род, распаренный, красноли цый и мокроволосый, усаживался вокруг огромного обеденного сто ла. Начинался долгий субботний ужин, с пивом и водочкой для
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2