Сибирские Огни № 002 - 1990

— Но ведь плоты гонять — это же, наверно, опасно? — Еще бы! — отозвался Кеша. —Томь — красавица, но какое у нее течение там, в горах... Зимой не замерзает —такая быстрина, та­ кие воронки, перекаты... Один раз, помню, вели с мужиками пять пло­ тов в связке и на излучине дали зевка — понесло на мели. «Труба де­ ло»,— думаем. Передний плот выскочит на мель, на него с разгону полезет второй, потом третий, и выйдет мешанина из бревен и на­ ших косточек... Но получилось, слышь, вот что. Передний-то плот, правда, уткнулся в галечник. А остальные подхватило течением и стало загибать, загибать, и, глядим, последний плот уж головным сделался. И весь наш караван задом наперед развернуло, поперло, и нас с мели сдернуло — такая сила!.. Вороша свою рыжую шевелюру и как-то взволнованно-вспомина- тельно поблескивая раскосыми глазами, Кеша рассказывал и рас­ сказывал... Костя догадывался, что местами он наверняка привирает, сочиняет, но при всем при том — какие истории!.. «Живем с мужиками в лесосеке, лес валим,— вспоминал Кеша. — И все бы хорошо, но до тошноты, слышь, надоела нам тушенка. Что делать?.. А тут недалеко от нас пасечник жил, и куры у него... Вот мы, охламоны, и удумали, мол, многовато кур у старика, надо, чтоб поде­ лился... И давай мы у него этих кур таскать. Штук семь, однако, стибрили. Но он скоро сдогадался, что за зверь к нему повадился... Встретил одного из наших и говорит — передай своим: подкараулю, заряд дроби в задницу всажу!.. Ну лето прошло —ничего. А зимой еду на санях в деревню и гляжу — впереди, у дороги, пенек не пенек, человек не человек... А мороз — страшное дело, плевок на лету замерзает. Подъезжаю ближе — мать честная! Деваха... Присела, слышь, на обочине, в сугроб, и сидит, вся закуржавелая. «Че ты,— говорю,— делаешь — застынешь!» А она уже губами едва шевелит. «Устала, — говорит, — околеваю, сил нет...» Ну я ее — в сани в сено, а сверху тулуп свой, укутал и по лошадке кнутом да кнутом. Подкатываем к ее дому, она к себе зовет, мол, чаю выпей, обогрейся... Завожу ее в ограду, выбегает на крыльцо старик, я глянул — ё-моё! Пасечник!.. Он тоже зыркнул на меня, и глаза от злости побелели. А деваха ему — вот, тятя, мой спаситель. Если б не он, говорит, окочурилась бы. Старик только крякнул: «Ладно,— говорит,— заходи в дом, коли так». Самоварчик быстренько спро­ ворили, медовуху поднесли, пельмешками накормили. Про куриц — ни слова!..» Или как он, Кеша, когда еще работал на руднике, подрался с де­ ревенскими... одному даже зуб выбил. Тот дружков сгаркал, они по­ хватали колья и вдогон за Кешей. Он выбегает на берег Томи, падает в свою моторку, отталкивается, дергает за шнур и тёку. Они — не будь дураки — на свою моторку и в погоню... Он завернул в протоку и по ней, а там топляк на топляке... «Слышу — хряп! — рассказывал Ке­ ша.— Мотор заглох. Я его заводить, а он не заводится Да и шпонка, гляжу, полетела... А сзади уже стучит моторка, и вот-вот меня на­ кроют... Кое-как выволок лодку на берег, сам, скорей-скорей, на высокую кедру и только затаился, как вот они... У того, которому зуб выбил, в руках двустволка... Где-то, мол, он тут... И давай шарить по кустам, меж камнями... Я сижу ни жив ни мертв, заметят, думаю, как глухаря картечью снимут... — Кеша всхохотнул и продолжал, покуривая: — Но они не сдогадались башку-то задрать. Так и ука­ тили... мотор только сняли мой поломанный. А тут гроза началась, дождь влупил, ни души кругом. Да так я, слышь, пять дней и отси­ живался в тайге. Молодой еще был, пужливый. Жрал ягоду, орех, отощал... Вышел к руднику — ни кожи, ни рожи...» — А как же оказался здесь, в обрубочном?.. — В городе захотелось пожить,— рассмеялся Кеша.— А спе­ циальности-то подходящей нет — куда пойдешь? Вот и...