Сибирские Огни № 002 - 1990
— Тогда ты знаешь кто?! — уже вне себя вскричал Костя (за соседними столиками стали оборачиваться в их сторону). — Ты гу- ля-щая! Вот кто! — И выбежал из столовой. ...Первое, что подумал, когда пришел в себя, было: «Все кон чено!.. Майи у меня больше нет... Сглупил, наверно... И поправить ничего уже нельзя... Все кончено...» А на другой день поздно вечером в комнату к Косте заглянул Зарубин и попросил выйти в коридор, есть, мол, разговор... Был он, как всегда, вальяжен, была на нем кожано-замшевая комбинированная куртка, надетая поверх толстого свитера, и но вые джинсы. Но какие у него, оказывается, маленькие руки... Ка кие коротенькие, будто обрубленные, пальцы... И почему он, Костя, раньше не замечал этих короткопалых ручек... Противные, в сущ ности, руки с пальцами-коротышками... От Зарубина попахивало водкой. «Хватил для храбрости...» — отметил Костя, внутренне напружиниваясь. Однако начал Зарубин вполне мирно... Когда вышли в кори дор и присели в конце его на подоконник, он, шумно сопя, взды хая и даже как будто страдая от неловкости, сказал, что он чело век почти конченый. Он беспросветный пессимист, разочарован в людях, в жизни вообще. И вот он, такой, неожиданно влюбил ся... Он давно обратил внимание на Майю, но встречаться они ста ли недавно. И чувство овладело им настолько, что он ощущает не бывалый прилив сил, будто снова стал юношей... — Если я ее потеряю, — несколько витиевато выразился он, — то потеряю столько, сколько уже не смогу потерять никогда... Но вот это публичное оскорбление, эта словесная пощечина... Что это такое?.. Мою девушку принародно оскорбили, и я обязан... я просто не могу не потребовать объяснений!.. — он насупленно за молчал, терзая в пальцах-коротышках свою бороду. — Что ж, давай, объяснимся...— напряженно сказал Костя.— Вот ты говоришь, что встречаться с ней стал недавно. А я уже два года встречаюсь с ней, я знаю ее прошлое, я как бы вошел в ее драму. И мне, знаешь, кричать хочется, как подумаю, что ждет ее. Кричать! Потому-то, может, я и выпалил это слово... А ты... ты же не мог не знать о наших с ней отношениях, о моих чувствах к ней. И вот, зная, ты моими чувствами пренебрег. Я и мои чувства для тебя пустяк, мелочь, не имеющая значения... Ладно! Забудем обо мне, давай говорить о тебе... Итак, ты уверяешь, что полюбил, что у тебя последняя любовь, последняя надежда... Изволь, я тебе верю. И даже могу дать слово, что не стану мешать... не приду к Майе никогда. И если б вы поженились и ты бы оказался хоро шим мужем, а она была бы с тобой счастлива, то я готов благосло вить вас... Но, ты извини, я не верю в то, что ты хочешь на ней жениться. Не верю! Вот скажи честно — хочешь ли ты именно же ниться?.. — Да, я готов... пожалуй... почему ты... — сначала растерян но, а потом с раздражением забормотал Зарубин. И при этом все суетился, суетился своими маленькими ручками возле брюшка, на висшего над брючным ремнем. — А ты детей любишь? — наступал Костя. — Хочешь от нее детей?.. — С-слушай, о чем ты?.. Какие дети?.. — Вот видишь! — усмехнулся Костя. — Вот ты себя и вы дал... Ничего ты от нее не хочешь, кроме ее тела. Твой взгляд на женщин ты мне излагал... В той поездке за город, помнишь?.. Ку рицы безголовые... Всякая женщина — зло... И только похоть, го ворил ты, толкает тебя к ним... Отлично помню твои наставления: соси и давай сосать другим, не будь собакой на сене...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2