Сибирские Огни № 002 - 1990

ветки? А где гарантия, что не будет до­ веден до инфаркта достойный человек, как случилось с нашим старшим другом, из­ вестным поэтом Яковом Терентьевичем Вохменцевым? Не вражеские пули,— а он воевал на Халхин-Голе и прошел Ве­ ликую Отечественную,— сразили честней­ шего и до неистовства правдивого чело­ века. Злобные людишки даже после кон­ чины мстили поэту. И каких невероятных трудов стоило Ивану Ягану охлопотать разрешение на установление мемориальной доски на доме, где жил основатель и ру­ ководитель Курганской писательской ор­ ганизации!.. Все, о чем с болью пишет автор («Из леса возвратясь»), повторяется и теперь на каждом шагу. Варварское загрязнение и отравление природы, «плановое» уничто­ жение лесов — в лесостепной-то зоне! Ученые агрономы и зоотехники, взращен­ ные в стенах родного сельхозинститута, безжалостно пичкают землю и луга ядо­ химикатами, наплевали не только на ди­ кую фауну и флору — не щадят и домаш­ ний скот. Чего стоило хотя бы рукописное объявление на заборе сельмага в деревне Замараево, призывающее жителей встре­ чать вечерами своих коров из пастушни «в связи с внесением удобрений на лугах». Внесение оказалось обыкновенным раски­ дыванием комков и куч по высокой ота­ ве... Однажды Валентин Распутин признал­ ся, что защитнику природы лучше оста­ ваться пессимистом. Понимаю его. И все же, все же Иван Яган оптимист, иначе зачем бы он взялся за перо и написал эту книгу. В ней ведь речь не только о траги­ ческих и скверных страницах истории и сегодняшнего дня, в ней сыновний гимн тем людям, которые дарят нам свет, на которых держалась и держится наша зем­ ля. Сам рано осиротевший, писатель осо­ бенно чуток на материнскую ласку. Тро­ гательно, с щемящей нежностью и тепло­ той создал он образы женщин в очерке «Три Анны». Каждая из них, будь то тет­ ка Ганна или мать писателя Виктора По­ танина — учительница Анна Тимофеевна, или учительница самого автора — Анна Федоровна Романовская, встреча с кото­ рой у него состоялась через сорок лет,— все Анны первой степени, как награды за трудную судьбу Ивана Ягана. Я никак не могу пометить «вторым» сортом и прек­ расный очерк «Материнское поле Наги- мы». Суть не только в том, что Нагима — дочь казахского народа — «Мать-ге­ роиня» и редкостная труженица. Взволно­ ванно и на высокой художественной ноте, как и любую повесть, написал И. Яган о Нагиме и ее большой дружной семье, и не патетически, а естестественно вырвалось у него: — Спасибо тебе за все, сестра! Рахмат, Нагима-апа! Низкий поклон тебе, мать! У всех у нас ныне главная тревога и боль за вспышки межнациональных обо­ стрений. Похоже, мрачная тень «корифея» национальных отношений воодушевляет тех, кому перестройка словно кость в гор­ ле. Люди, утратившие политическое и эко­ номическое всевластие, хотят потопить об­ щество в крови межнациональной резни и погромов. Выстоять против этой провока­ ции зовет страстное слово писателя Ивана Ягана — украинца по крови, русского писателя, выросшего в Сибири, в семье вольной, новой, где все равны — русские и украинцы, немцы и казахи, татары и баш­ киры... Свидетельство тому — живые, реа­ льные герои его очерков и невыдуманных рассказов. ВАСИЛИИ ЮРОВСКИХ Борис Климычее. Возвращение земли. Сти­ хи, поэма. М., «Современник», 1988. Новая, девятая по счету, книжка Б. Кли- мычева вышла несколько странноватым тиражом — 5700 экземпляров. Однако, ве­ роятно, не тиражами, не листами-оттисками определяется значимость поэтического сло­ ва. Те пять тысяч с гаком читателей, если сборник Б. Климычева попал к ним не слу­ чайно, смогут убедиться, что все рассужде­ ния об «отставании» поэзии, о «девальва­ ции» лирики, к счастью, преждевременны. Отдав некоторую дань «эстраде» в са­ мом начале творческого пути, Б. Климычев сохранил присущие его поэтическому поко­ лению плодотворные «зерна», освободив­ шись от столь же присущих «плевел». Под­ линность, ненадрывный трагизм и чистота раннеевтушенковских «Свадеб» — вот, пожалуй, отправная точка творческого пути томского поэта. Но это отнюдь не обвине­ ние в эпигонстве. Сохраняя и развивая кое-какие евтушенковские приемы, Б. Кли­ мычев строит собственный поэтический мир, все дальше отходя от русла «эстрадности». Кстати, со временем этот отход становится куда убедительней декларативного «от­ хода», запрограммированного автором во второй поэтической книжке, не без умысла названной «Тихий свет». Поэзия Б. Климычева, как убедительно доказывает новый сборник, это не «эстра­ да» и не «тихая лирика». Это — просто поэзия. В книге «Возвращение земли» автор впер­ вые раскрывается как поэт эпического склада. Впрочем, тяготение к эпосу было заметно и раньше, если принимать во вни­ мание склонность к сюжетности, детализа­ ции, психологической прописке характеров. И все же новой книге дала название имен­ но поэма, и именно она является, как вер­ но сказано в аннотации, «сердцевиной по­ этического сборника». Главное достоинство поэмы — ее испо- ведальность. Конечно же, недаром есть в ней эпизод о том, как щуплый солдатик, сам автор в молодости, попал в рентгенов­ ский кабинет: Гудит рентген. И это означает, Что видит дядька в белом колпаке. Как сердце бьется, кровь мою качает, И как оно сжимается в тоске. Он видит все И то, как в Барнауле Мешочник надо мной вздымал кастет, Он знает: в прошлом челюсть мне свернули, И на ребре не зря остался след. Пусть притворюсь я бодрым и веселым. Не обмануть,—он видит все насквозь. Уж лучше бы стоять на рынке голым, Там хоть нутро бы скрыть мне удалось... Беспощадной, «рентгеновской» испове- дальностью отмечены строки поэмы. Начиная повествование о себе с тех времен, когда «был беспризорником тощим и шалым»,