Сибирские Огни № 002 - 1990
изошло нечто весьма странное, до того странное, что если бы факт этот не был мне подтвержден другими, то я сочла бы его за галлюцинацию, вследствие множества слышанных мною в эти дни историй и анек дотов об этих священных животных. Буйвол, при первых словах юного терал- ли, повернул к нему голову и точно слушал и понимал. Взглянув в нашу сторону, как бы желая осмотреть нас еще внимательнее, он стал кивать головой, испуская короткие, отрывистые, будто осмысленные, мычания и как бы отвечая на почтительные замечания тералли. Затем, бросив на нашу компанию уже равнодушный взгляд, буйвол повернул ся к дороге спиной и тихо пошел назад к своему стаду... Вся эта сцена была до того комична и так сильно напоминала разговор русского мужика с медведем «Михайло Иванычем» на цепи, что я чуть было не рассмеялась. Взглянув на серьезные и немного сму щенные лица моих спутников, я невольно удержалась. — Видите, что я говорю вам правду!..— полуторжественно, полубоязливо шепнула мне на ухо девочка лет пятнадцати.— Буй волы и тералли понимают друг друга, они разговаривают между собою, как люди. К моему изумлению, мать не остановила девочку, не сделала никакого замечания. На мой вопросительный, удивленный взгляд она только ответила как бы тоже с малень ким смущением: — Тодды во всем странное племя... Они родятся и живут среди буйволов. Они дрессируют их годами, и действительно можно подумать, будто они даже ведут между собою разговоры... Узнав мистрисс Т... и ее семейство, жен щины вышли на дорогу и окружили нас. Их было пять: одна с ребенком, совершенно голым, невзирая на холодный, дождевой ветер; три молодые и очень красивые, и одна старуха, еще очень благообразная, но зато уж очень грязная. Эта подошла прямо ко мне и спросила, должно быть по-канарез- ски: кто я такая. Вопроса я, конечно, не поняла, и поэтому за меня ответила одна из молодых девушек. Но когда мне были пере ведены как вопрос, так и ответ, то послед ний показался мне черезвычайно оригиналь ным, хотя и не очень правдоподобным. В этом ответе я была представлена пуб лике «чужеземной матерью и любящею до черью буйволов», по уверению переводчи цы. По-видимому это описание успокоило и даже обрадовало грязную старуху, потому что без такой рекомендации, как я узнала после, меня бы и не допустили присутство вать при вечерних обрядах с буйволами. Старуха тотчас же побежала и, вероятно, передала сведения другому, старшему те ралли, который, будучи окружен группой молодых священнодействующих, стоял вда ли, в живописной позе, опершись локтем на блестящую черную спйну уже знакомого нам буйвола-«вожака». Он тотчас же пошел к нам и заговорил с мистрисс С..., которая знала их язык не хуже туземца. Какой представительный, великолепный старик! Я невольно сравнивала этого аскета гор с такими же аскетами индусами и му сульманами. Сколько последние кажутся расслабленными, мумиеобразными, столько тералли-тодд поражал нас здоровьем и си лою своего мощного, высокого и крепкого, как вековой дуб, тела. Седина еле серебри ла его бороду и густые, падающие тяжелы ми прядями на спину, волосы. Прямой как стрела, он подходил к нам не торопясь, и мне казалось, будто к нам приближается ожившая, вышедшая из своей рамы фигура Велизария. При виде этого чудно-живопис ного гордого старика, глядевшего царем, переодетым в рубище, и его шести замеча тельно мощных и красивых капиллолей, во мне проснулось с новой силой чувство жгу чего любопытства, неутолимое желание уз нать все, что только было возможно о его племени и особенно о его тайнах. Но то было напрасное и в ту минуту сов сем неудовлетворимое желание. Я не гово рила даже, как многие из моих европейских знакомых, на их языке. Мне оставалось ждать терпеливо и безропотно, наблюдать и принимать к сведению все, что мне будет дозволено увидеть. В тот вечер я увидела только следующую любопытную церемонию, которая повторя ется тоддами ежедневно. Солнце почти совсем зашло за верхушку больших деревьев, когда тодды стали гото виться к загону своей священной скотины. Рассыпанные по поляне, штук сто буйво лов мирно паслись вокруг «вожака», кото рый никогда не оставляет своего наблюда тельного поста в центре стада. У всех были привязаны колокольчики к рогам. Но тогда, как у других то были медные бубенчики, «вожак» отличался чистым серебром своих колокольчиков и золотою серьгой в ухе. Церемониал начался тем, что стали от делять буйволят от маток и запирать их в отдаленные хлева, пристроенные к туэлю, до утра. Затем отворились широкие ворота очень низкой стены, до того низкой, что мы с дороги видели все происходившее в туэле. Звеня колокольчиками и погремушками, буйволы стали входить один за другим и устраиваться рядами. То были самцы, а буйволицы ждали очереди, которая прихо дила для них после. Каждого буйвола под водили к устроенной во дворе цистерне, или, попросту, луже; обмыв, его вытирали сухою травой, поили, а затем запирали в тирири. Но в чем же состоит интерес обрядов? По мере того, как буйволы подходят к во ротам, миряне обоих полов (то есть около восьмидесяти мужчин и дюжины две-три женщин разных возрастов) становятся в два ряда по обе стороны ворот, мужчины одесную, а «матери» ошую, а затем все от вешивают по низкому поклону буйволам, каждому поочередно. При этом все делают какие-то непонятные жесты, означающие у них глубокое уважение. То же самое дела ется и для буйволиц. Только, кроме этого, «матерям» приходится класть перед каж дою маткой по земному поклону и протя гивать ко всякой руку с клочком травы. Счастлива та «мать», от которой главная буйволица удостоит принять лакомый корм! Это считается лучшею приметой. Убрав и заперев буйволов, мужчины при нимаются доить буйволиц; женщину живот ное к себе и не подпустит. Эта священная церемония длится часа два, так как сосуды из древесной коры, наполненные молоком, обносят семь раз вокруг выдоенной самки,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2