Сибирские Огни № 001 - 1990
— Гулять? А с кем?.. Одной скучно... — Ну спортом займись... — Врачи не разрешают,— вздохнула она. — Ну хотя бы на танцы ходи — для здоровья, так сказать, для разминки... — Танцы презираю. Знаешь, я, наверное, слишком серьезна для дискотек... как, впрочем, и для своих подружек... Косте по-прежнему было интересно беседовать с Ниной о литера туре, о музыке, живописи, и все же чувство, похожее на разочарова ние, теснило грудь. В Нине было какое-то противоестественное, как ему казалось, сочетание ребенка и этакой начитанной старушки... «Нет в ней огонька...— не без грусти думал он,— того самого, кото рого у Майи хоть отбавляй...» ...Возвратившись с прогулки, они посидели в Нининой комнате, порассуждали о буддизме, о разновидностях индуизма, и Костя не ожиданно для Нины (да и для себя тоже) вдруг засобирался домой; поднялся, стал прощаться. И сама Нина, и ее бабушка стали угова ривать отужинать с ними, но он сослался на неотложные дела и раскланялся. — Ты, как приедешь домой, напиши, ладно? — это были по следние слова Нины, сказанные вдогон ему, когда он уже спускался по лестнице. Да, дружба по письмам получалась гораздо лучше... На душе у Кости было пусто, пусто... Тайная надежда на то, что поездка домой, в родной город, встречи с друзьями и родными как-то взбодрят, придадут силы,— надежда эта явно не оправдывалась... Родной город казался теперь безнадежно провинциальным, а родная окраина навевала щемящую тоску. Домишки, казалось, стали еще ниже, будто вросли в землю; улицы, на которых прошло детство, стали еще грязнее; высоченная труба трикотажной фабрики дымила более смрадно... Ограда и сам родной дом заметно обветшали, покосились, а Вер ный состарился до того, что даже не учуял, как Костя отворил ка литку и прошел к крыльцу. Залаял Верный лишь тогда, когда мать с отцом, увидев Костю в окно, выбежали встречать. Оба тоже заметно состарились, мать как-то вся усохла, сделалась меньше, отец стал мосластее, и тоже будто что ушло из него: нога-протез поскрипыва ла теперь особенно жалобно. К тому же Топорков-старший сильно пристрастился к «бражонке», которая теперь у них постоянно кисла- бродила на печке, в бутыли, укутанной для тепла старым ватником. Из разговоров и наблюдений вырисовывался перед Костей те перешний убогий (как ни горько было сознавать) образ жизни стари ков. Выйдя на пенсию, оба только тем и занимались, что поддержи вали дом и усадьбу в более или менее жилом виде. О том только и хлопотали, чтобы запастись на зиму топливом, раздобыть продукты; лечили свои болячки да ждали весточки от сынов. Правда, у отца была еще рыбалка на дальних степных озерах, и он то и дело заво дил разговор о мотоцикле-драндулете, мол, совсем, сынок, машина износилась... Но и оживление старика, и задор его—завтра же пое дем на рыбалку,— даже это почему-то не воодушевляло Костю, как бывало раньше, не разгоняло щемящей грусти... Узнав о его приезде, тетки, материны сестры, привели с собой непутевых отпрысков, мол, вот смотрите, охламоны, ваш двоюродный брат выучился на инженера, а вы!.. Верзилы братцы стояли перед ним, потупив глаза, переминались с ноги на ногу, швыркали носами, не зная, куда деть длинные руки; у «охламонов» уже пушок про бивался на верхней губе. Один из них не вылезал из двоек, другой курил, поворовывал у матери деньги, напропалую врал и ей, и учи телям... Тетки, конечно, догадывались, чуяли, что ничего путного из «охламонов» не получится, и дело до колонии-тюрьмы может дойти...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2