Сибирские Огни № 001 - 1990
Смолкал оркестр, гремели аплодисменты, раскланивался дири жер; подобно некоему черному лесу, поднимались во весь рост оркестранты, и Костя уходил из зала размягченным, пришедшим в согласие с миром, пропитавшимся добротой до последней жилочки, до последней клеточки. Вот и теперь звуки увертюры постепенно завладевали им, и мрачное настроение начало таять, рассасываться; все огорчения последних дней, вся нескладуха стала забываться, отодвигаться, мельчать, растворяться. И все же полного слияния с музыкой на этот раз не получалось: ведь рядом сидела такая еще незнакомая, такая загадочная Майя... На работе он видел ее в черных (траурных?) одеждах, а тут она была в нарядном красном платье, в новых туфельках, с новой прической, и когда Костя на нее взглядывал, то в нем возникало трусливое же лание куда-нибудь спрятаться. Благо, свет в зале начал меркнуть, и это детски трусливое желание было удовлетворено наступившим полумраком. ...В антракте Майя выглядела задумчивой, даже как бы оро бевшей — это сияние роскошных люстр!.. Этот блеск просторных паркетных полов и мраморных лестниц!.. Эта пестрота нарядной публики!.. Ошеломленно-большие глаза ее, казалось, жадно впиты вали все это, и по лицу время от времени пробегала тень какой-то странной усмешечки... Вдруг ей захотелось заглянуть в пустующий в антракте зритель ный зал; там она принялась рассматривать скульптуры, белевшие в темных нишах под самым ‘Куполом. «Похоже, и в самом деле в пер вый раз тут...— думал Костя, неторопливо следуя за своей спутницей между рядами кресел.— Выходит, и вправду ее никто никогда не приглашал...» — Вот это Аполлон, — показывал он, — а это Афродита... Вон тот, второй от края, Дионис, а дальше Афина Паллада и Геракл...— И вспоминал, в каких мифах эти боги и герои фигурируют и что собою олицетворяют... — Откуда вы все знаете?..— хмыкнула Майя. В ответ Костя заговорил о своем духовном наставнике Петров ском—какой это был образованный, знающий, культурный человек... Интеллигент в полном смысле слова... Именно он, Петровский, вну шил Косте, что самообразование, самовоспитание следует начать как раз с древнегреческих и библейских мифов. Не зная мифов и Библии, говорил Петровский, нельзя понять доброй половины мировых шедев ров живописи. Нельзя потому, что в них использованы сюжеты мифов и библейские сюжеты. Да и многие поэмы и стихотворения классиков невозможно понять до конца... И надо бы Косте, наверное, попридержать язык, остановиться, найти общую тему для обоих. Увы, остановиться он не мог, к тому же к цель вроде была — преодолеть некоторую скованность спутницы, ее замкнутость, растормошить ее, расшевелить — чего она такая молчунья?.. Говорил и говорил, пока не почувствовал — вот-вот сам себе станет противен... Когда присели на диванчике в фойе, Костя, листая только что купленный в киоске иллюстрированный журнал, невесело пошутил: — Чем-то вы напоминаете вот этого угрюмого бульдога... Майя глянула и — надо же! — рассмеялась. Хорошо так, от ду ши рассмеялась. — Знаете что, Майя,— разулыбался и Костя,— давайте на ты. — М-м... я не вижу в этом необходимости...— мягко возразила она, пожав плечами. И вновь замолчала, задумалась. Умолк наконец и Костя. Насупился. Он был недоволен собой — что-то все идет наперекосяк... Не получается...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2