Сибирские Огни № 001 - 1990
травами. Только вместо белоснежных ба рашков, да пастушков с пастушками, стада громадных, черных, как смоль, буйволов, а вдали неподвижная, как бронзовая статуя, атлетическая фигура молодого длиннокуд рого Тодды-Тиралли, или «священнодейст вующего». На этой выси царствует вечная весна. Даже декабрьские и январские морозные ночи неспособны изгнать ее отсюда в пол день. Здесь все свежо и зелено, все цветет и благоухает круглый год, и «Голубые Го ры» являются здесь во всей прелести улы бающегося даже сквозь слезы младенца, прекраснее, быть может, во В 1 ремя сезона дождей, нежели в другое время года*. Да и все на этих высотах как будто только зарождается, появляясь на свет Божий впервые. Сердитый горный поток здесь еще в колыбели. Он бьет пока из-под род ного камня тонкою струей, убегая далее журчащим ручейком, на прозрачном дне которого лежат атомы будущих грозных утесов. В своем двойном образе природа является здесь полным символом человече ской жизни: чистой и ясной, как само мла денчество на этих высотах; суровой и ис терзанной, как сама жизнь в борьбе сти хийной — ниже. Но все вверху, как и вни зу, цветет во все времена года всеми ра дужными красками волшебной палитры Индии. В этих горах пришельцу из долин все кажется необычайным, чуждым, ди ким. На них поджарый пряничного цвета кули превращается в бледнолицего рослого тодда, который, как привидение древнего римлянина или грека, с гордым профилем, важно драпируясь в белую льняную тогу, подобной которой нет ничего похожего в Индии, глядит на индуса с благосклонным презрением быка, взирающего задумчиво на черную жабу. Здесь желтоногий, пест рый ястреб низменностей является могучим горным орлом; а иссохший ковыль и обго релый репейник кактуса Мадрасских полей вырастает в гигантскую траву, в целые ле са тростника, где слон может смело играть в прятки, не страшась людского взгляда. Здесь поет русский соловей, а кукушка кладет яйца в гнездо южной желтоносой майны, вместо гнезда своего северного дру га, глупой вороны, которая превращается в этих лесах в свирепого, черного как смоль ворона. Здесь всюду контраст: куда ни глянешь, аномалия. Из густой листвы ди кой яблони вылетают в светлый полдень мелодичные звуки, чириканье и песнь неиз вестных в долинах Индии пернатых; а из темного бора несется подчас зловещий рев тигра и читты, да мыканье дикого буйво ла... Минутами торжественная тишина, ца рящая на высотах, прерывается тихими, та инственными звуками, шуршанием, порою диким, сиплым криком. Затем все снова умолкает, замирает в благоуханных волнах чистого горного воздуха, и опять надолго воцаряется непрерываемое ни одним зву ком молчание. В такие минуты затишья одно внимательное, любящее природу ухо способно уловить биение ее мощного, здо рового пульса, чутко угадывая его непре рываемое движение даже в этом немом * В сезон дождей, когда у подошвы гор льет проливной дождь, здесь он только накрапывает по нескольку часов в день, да и то урывками. заявлении радостной жизни мириадами ее творений, видимых и невидимых. Нет, не легко забыть Голубых Нильгири тому, кто пожил в них! В этом чудном климате мать природа, собрав свои раз бросанные силы, собрала их в одно для произведения всех образчиков своего вели кого творчества. Она как бы чередуется проявлениями то северных, то южных по лос земного шара. Потому-то она то ожив ляется, просыпаясь к деятельности, то сно ва замирает, усталая и ленивая... То ви дишь ее полудремлющую во всем величии облитой ярким солнцем юга красоты, убаю киваемую согласною мелодией всех ее царств; то встретишь ее гордую и дикую, напоминающую о своей мощи колоссаль ными растениями тропических лесов и ре вом ее великанов-зверей. Еще один шаг в другую сторону, и она снова падает, как бы изнеможенная после крайнего усилия, и сладко засыпает на ковре северных фиа лок, незабудок и ландыша... И лежит на ша великая, мощная мать, тихо и непод; вижно обвеваемая прохладным ветерком да нежными крыльями целого роя невидан ных, волшебно-красивых мотыльков и ба бочек!.. Теперь подножие этого холма обвито тройным поясом рощ эвкалипта. Рощи обя заны своим существованием ранним евро- пейцам-плантаторам. Кто незнаком с этим прекрасным эукалиптус глобулус, австра лийским деревом, которое разрастается в три, четыре года, как другое не разраста ется и в двадцать, тот не знаком с глав ною прелестью садов. Служа замечатель ным средством, очищающим воздух ото всяких миазмов, такие рощи делают климат Нильгири еще более здоровым. Все оша левшие от чересчур монотонно-горячих ласк индийской природы туземцы, как и пред ставители Европы в Мадрасском прези дентстве, рвутся искать выздоровления и отдыха в лоне ее на этих горах; и она ни когда не обманывает этих ожиданий; сое динив как в один букет все климаты, все флоры, зоологию как и орнитологию пяти частей света; гений гор подносит все это от имени своей владычицы каждому забрав шемуся в Нильгири усталому путнику. «Голубые Горы» — то визитная карточка с полным исчислением заслуг и титулов, которую природа, злая мачеха европейца в Индии, оставляет в знак полного примире ния своему, ею же замученному пасынку. Час такого примирения пробил и для на ших бедных героев. Совершенно разбитые, они еле могли держаться на ногах. По страдавший менее Уиша и более сильный, Киндерзлей, отдохнув, стал обходить при горок. Он старался высмотреть с этого холма, в расстилавшемся перед ним хаосе скал и лесов, удобнейший для возвраще ния путь. Ему показалось, будто он видел недалеко оттуда дым и поспешно вернулся к товарищу, чтобы сообщить ему новость, как вдруг он был поражен будто громом... Перед ним стоял, повернувшись к нему в полуоборот спиной, бледный как смерть и как в лихорадке дрожащий Уиш. Вытянув руку, он конвульсивно тыкал указательным пальцем вдаль. Тогда, взглянув по направ лению пальца, всего в нескольких стах фу тов от них, в ложбине у самого подножия холма, Киндерзлей заметил сперва жилье,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2