Сибирские Огни № 001 - 1990
Всего в подборке А. Верникова три рас. сказа — кроме названного, еще «В баню» и «Камешек лазурит». На мой взгляд, они уступают первому в формальном совер шенстве. Однако несомненна полная не- шаблонность писательского видения мира. Взгляд его вычленяет более конкретно жизненные коллизии, нежели те, что мы уверенно именуем «темами», это совсем другой уровень. Боюсь, что многие меня просто сразу не поймут, если я скажу о крупномасштабности манеры А. Вернико ва. В картографии мелкому объему соот ветствует крупный масштаб, в лите ратурно-критических метафорах же это соотношение как-то оказалось опущено, и напрасно: в нем есть стройная логика. Из которой, в частности, следует, что нет мел. ких тем, а есть лишь несоответствие изо бражаемому выбранного «масштаба». Почерк А. Верникова отчетливо индиви. дуален — и это при тоад, что он обходится без экстраординарных художественных средств. В его рассказах ощущается на пряжение, мускул фразы, концентрирую щей мысль и чувство. Именно такого рода достоинств — вро де бы чисто формальных — недостает то. же по-своему интересному рассказу В. Ле бедева («Звезда», 1989, №3 ) . В его за. вязке встречаются двое людей, знакомых по колымскому лагерю. Один из них, Кол- тыпин, был осужден по уголовной статье. Второй, Ломов,— большой чин в админи страции. По ходу сюжета выясняется, что, хотя Колтыпин, в общем-то, пострадал безвинно — отбывал срок он за нечаянное убийство,— он все же далеко не моральный идеал. Случалось ему и спекулировать по мелочи, и мошенничать, и он этого даже не стыдится: время было трудное. Однако он все же выше служаки Ломова, послав шего в свое время заключенных работать в аварийной обстановке и виновного в смерти одного из них. Словом, в сюжете происходит поворот: сначала речь идет о мелких прегрешениях Колтыпина, а потом вдруг всплывает поступок Ломова. Наме тившийся уже в замысле схематизм рас сказа ничуть не растворяется в подробно, стях и описаниях, к которым прибегает автор. Эти побочные, рисующие атмосферу захолустного вокзала, куски, эти однооб разные «перевел тяжелый взгляд», «мед. ленно оплывала улыбка», сопровождающие слова Ломова, утомляющее просторечие Колтыпина (со всеми «словами-паразита ми») ,— все это не усиливает жизнеподо. бия рассказа, а лишь делает текст менее выразительным. Случай все той же несо размерности. Скорее всего, вопрос испол нения («как сделать?») решился для ав тора по инерции, по пресловутому «наи тию». В стилистике «просто истории», анек дота или даже притчи — этот сюжет за. звучал бы совсем по-иному. Такой вариант подразумевал, требовал бы именно «схе мы» в чистом виде, без псевдопсихологи. веского орнамента. Сюжет о Ломове и Колтыпине выдержал бы такое упрощение, ибо в основе его лежит все же честное по знание жизни, а не материализовавшийся из идеологических либо конъюнктурных установок конструкт. Конечно, вне поля зрения автора оста лось немало рассказов из тех, что опубли кованы в нашей периодике в последнее время. Но ведь и рядовой читатель зна комится с ними так же, то есть неполно и почти бессистемно. А любая критическая работа обращена прежде всего к читате лю, причем к тому, который читал упомя нутые в ней тексты. Хотелось взять рассказ как самостоя тельную величину. Безотносительно к идеологическим, историческим, эстетиче ским спорам, насколько это, конечно, воз можно. То есть своего рода «будни жан ра», «серединный» срез. Поэтому в статье нет имен Е. Попова, Вик. Ерофеева, Л . Петрушевской, Т. Толстой — предста вителей так называемой «новой», или «дру гой», прозы,— несмотря на то, что на их долю приходится значительная часть пуб ликаций в журналах за последние два года, и именно в жанре рассказа. Говорить о них с позиций традиционалистских — не возможно, первоначально было бы необ. ходимо оценить особенности их поэтики. Также ненатурально выглядело бы об ращение к одному-двум рассказам Варла ма Шаламова из колымского цикла (они печатались в 1988—1989 гг. в «Юности» и «Сибирских огнях»), так как в них дейст вуют особые законы цикла, логика крупной вещи, имеющей дробную структуру. То же самое относится к Ф. Искандеру. Его Сандро из Чегема появляется то в главах романа, то в отдельных текстах («Нева», 1989, № 2; «Литературная газета» от 16 марта 1989 г.), но, безусловно, все эти от рывки представляют единое целое. «Отдельно взятый» рассказ, рассказ не из цикла должен и представить своего ге роя, и попрощаться с ним на небольшой площади. Возвращаемся к тому, с чего начали: это жанр, где все неудачи — на виду, а беспроигрышных приемов — нет. Но периодика без него не живет. И зна чит, наш сегодняшний разговор небес- почвен. Михаил Алексеевич Косарев родился в 1961 г. в Новосибирске. Окончил филологический факультет Томского университета. Журналист. Работает в многотиражной газете «Знамя труда» одного из наиболее крупных в Ново сибирске заводов « Сибсельмаш ». Публиковался в журнале «Литературное обозрение », в сибирской газетной периодике. В журнале «Сибирские огни» выступает впервые. Член Союза журналистов. Живет в Новосибирске. ---- ,♦
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2