Сибирские Огни № 001 - 1990
вышенные слова о создателях первого самолета братьях Райт, о «ку деснике электричества» Эдисоне, о «моторном боге» Дизеле. Весь внимание (серые глаза широко распахнуты, рот приоткрыт) слушал Костя о том, как создавались первые атомные бомбы, ракеты, как рождались «катюши», туполевские самолеты и лучшие танки второй мировой войны, те самые «тридцатьчетверки», о которых рас сказывал отец. Но особенно почему-то затронул Костю рассказ Пет ровского о Юрии Васильевиче Кондратюке... «Этот молодой человек, — как бы поражаясь, говорил Петровский, стоя на кафедре,— жил тут у нас в Сибири в двадцатых годах и работал в «Союзмуке», — за нимался механизацией элеваторов. Но придя к себе домой из своей конторы, он склонялся над рукописью книги «Завоевание межпла нетных пространств». И он издал эту книгу, он сделал для освоения космоса не менее, чем великий Циолковский!..» После этого Костя перечитал о Кондратюке все то немногое, что нашлось в городской библиотеке, при любой возможности расспра шивал Петровского. Благо тот любил подобные расспросы и, что знал, выкладывал. Петровский был куратором в Костиной группе, и, опять же, — каким куратором! Если другие преподаватели-кураторы на «клас сном часе» песочили студентов за неуспеваемость, за пропуски заня тий, то Петровский сразу заявил: «С этим разбирайтесь сами... Вы люди взрослые, у вас есть староста, комсорг, профорг — вот и дей ствуйте. А я... давайте я вам лучше о Ленинграде расскажу...» Он был коренным «питерцем», среди студентов ходил слух, что некогда он загремел по «ленинградскому делу», прошел Колыму и здесь, в Си бири, оказался как бы в ссылке, но после реабилитации в Ленинград возвращаться не захотел, укоренился. Однако свой «Питер» по-преж нему любил, мог часами рассказывать о Петропавловской крепости, о театрах и музеях, о выдающихся художниках, музыкантах, артис тах. Приносил на «классный час» проектор и слайды и показывал ше девры Русского музея. Слово «культура» произносил с таким же бла гоговением, с каким верующий человек произносит слово «господи». А то приходил на «классный час» и говорил: «Сегодня идем на выставку... Я и билеты уже купил». Либо тащил всю группу к се бе домой, поил всех чаем и листал альбом с репродукциями ватикан ских фресок «Сотворение мира» и «Страшный суд». А из стереофони ческой установки в это время звучала благостная «Аве, Мария». Но и сам бывал у студентов дома; говорил: «Сегодня к вам на гряну... часиков в семь, подходит?..» Нагрянул однажды и к Косте на окраину. Вроде и мельком, но внимательно осмотрел и топорковский дом, и двор, и в комнате у Кости всё приметил: конспекты на письменном столе, полку с книга ми, картинки над кроватью; заинтересовал его и набор пластинок к проигрывателю. «А что вы читаете?..— спрашивал он, присев к столу и кивнув на раскрытую книгу.— Ну а самый интересный роман на ших дней «Мастер и Маргарита» еще не читали?..» И поскольку Косте на подобные вопросы чаще всего приходи лось отвечать «нет», «не читал», «не видел», «не слышал», то в конце концов он покраснел до ушей. И тем более стыдно было, что разго вор их слышали вошедшие и замершие у порога родители. И отец и мать во все глаза глядели на солидного («ученого») гостя и понимали суть происходящего так, что их сын вроде как в чем-то провинился, в чем-то отстал. И горестно оба вздыхали — нет, мол, видно, никому из Топорковых так и не выбиться в люди... Тут уж Петровский, видя, что привел Костю в немалое смуще ние, бросился ему на выручку: «Ну да ничего, ничего! У вас всё еще впереди... Было бы желание... А «Мастера...» я вам дам почитать,— дотронулся он до Костиной руки.— Я сам, правда, купил на «черном
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2