Сибирские огни, 1989, № 12

кормит, и рубахи погладит, а автор, освобожденный от мелких бытовых Х Л О П О Т — на это ведь последние постановления и направлены,— пере­ строится уже окончательно... С перрона я уходил последним, передо мною медленно тянулись только несколько пожилых женщин с непроданными цветами... А какие это были цветы! И сколько их тут в начале мая в Белореченске, сколько в Майкопе! Не знаю, если райские сады цветут круглый год — это другой разго­ вор, тогда майкопским все-таки трудно с ними тягаться. Но если кущи заоблачные и кущи земные подчиняются одним и тем же законам... Не­ даром у адыгов есть легенда: когда Творец расселял народы, то сами они, или по природной скромности своей или, наоборот, из гордого неже­ лания толкаться в очереди, пришли последними. Не исключено также, что кто-то, дабы пустить землякам пыль в глаза и завоевать заодно де­ шевый авторитет, сказал, что он-де, мол, уже перетолковал с Аллахом, и тот пообещал кое-что оставить... Кто его теперь разберет, что там слу­ чилось на самом деле — это ведь не вчера было. Но когда адыги пришли, наконец, вся земля была уже роздана. Сначала долго советовались, как быть, старейшие, потом за дело взялись самые искусные: сварили бахсымэ', от которого ну прямо-таки невозможно было оторваться! Причем крепость напитка была не на­ столько велика, чтобы он попадал под последний указ либо древним ко­ раном запрещался неукоснительно... Д а и потом, тут главное — попробовать... И когда Аллах оторвался, наконец, от кувшина с бахсымэ, то пока­ чал сперва в удивлении головою, а потом и сказал: «Вообще-то есть у меня еще кусочек земли — если честно, для себя оставлял!.. Так и быть — забирайте... Только нет ли там еще бахсымэ?» Очень это похоже на правду. Очень. Представьте на горизонте молочно-белую снеговую цепь с алыми на рассвете верхушками хребтов, поближе — уже пологие горы, крытые зе­ леной теменью буковых, грабовых, дубовых лесов... Представьте нежней­ шей голубизны небо, опрокинутое ну точь-в-точь над центром чистенько­ го, уютного, несмотря на прямые и широкие улицы, городка. Каких только удивительных, густо облепленных яркими соцветьями, кустарников, каких только причудливых растений ни увидишь в это вре­ мя в Майкопе — и на обширных газонах перед дворами, и за оградами из проволочной сетки, и над крашеными металлическими заборами с ма ­ ленькою кнопкой звонка под полукруглым навесом... Каких только ни по­ чувствуешь запахов: от тончайшего аромата, случайно уловив который станешь потом долго, с наслаждением принюхиваться, до густого, почти хмельного пряного духа... Д а что там! В это время, в конце апреля — начале мая, здесь даже еле ощути­ мый обычно порыв ветерка как бы обретает и плоть, и запах, и цвет: то нанесет на вас зеленовато-снежными лепестками первою теряющей под­ венечный свой наряд алычи, то розоватым абрикосовым цветом, то к а ­ ким-либо молочным — с оттенками желтого, голубого, алого — с вишни. С груши. С айвы. С персика. Одна из женщин, что шла передо мной, несла в каждой руке по ле­ гонькому, из белой жести, ведру разноцветных тюльпанов, другая — широкую, из цинка, цибарку персидской сирени. Тюльпаны — пятачок штука, да рупь за ведро — ну, что может быть сердечнее такого подарка в холодной, сырой да к тому же давно уже не белокаменной, а так — все больше из серого железобетона Москве?.. Или этот рытый бархат удивительно глубокого и сочного цвета, тугие и высо­ кие кисти персидской сирени — одна к одной? Только что эти женщины покрикивали: — Д а гляньте ж, какая красавица — где вы еще такую? Кукурузное пиво.