Сибирские огни, 1989, № 12

К И М серпом, отка завшись поменять его на нож. Степан Калабухов под­ мигнул: — Ничего, дед, спасем говядину, не зарывать же в землю! Он сидел на корточках в углу, освещенном солнцем через откры ­ тые настежь двери, и энергично, с потягом на себя, в змахив ал ножом. Обагренное кровью лезвие поблескивало в руке, как раскаленный , вы ­ нутый из горна клинок. Р або т ал Степан, как заправский мясник, а з а р т ­ но, с ожесточением, с горящим, полусумасшедшим взором на небритом лице, рот оскален, руки по локоть в крови, на низком лбу собираются капли пота — весь вид его был страшен. Такой не только скотину — че­ ловека зарежет, не моргнув и глазом. Не по злобе, не по другому к а ко ­ му умыслу, а так, чисто механически: бездумный, ослепленный азартом, одурманенный тяжелым духом крови. — А бывало, вишь, и зарывали ,— уточнил дед Максим. У него т о ­ же было ненормальное, зверское, вурдалачье лицо: взгляд свирепый, ноздри раздуты, белая борода подмочена кровью. Потрясенный жуткой картиной резни, Терсков выронил складни- чок, нагнулся за ним, увидел бурые капли на штанах и ботинках и, к своему удивлению, не почувствовал отвращения. «Боже мой,— подумал он, как бы глядя на себя со стороны,— словно звери мы, кровожадные существа. Что делается-то с людьми!» Под ногами хлюпало, загустевшая кровь была скользкой. Терсков с опаской шагнул к очередной коровьей туше, и тут его остановил ре з ­ кий испуганный вскрик: — Вася, не на-до!.. Т ам ар а одиноко стояла у широких дверей, освещенная сбоку ярким утренним солнцем, прижимала тонкие руки к груди и смотрела на мужа полубезумными глазами. Терсков с трудом р а зж а л зубы, просипел пере­ сохшей глоткой: — Уйди, Тома... Уходи! Но Т ам ара словно приросла к земле, дрожа, как в лихорадке. Тог­ да Терсков отвел ее за угол коровника, сказал , чтобы шла домой, раз уж т ак а я сл аб ая против остальных женщин, и повернул обратно. — К такому... нельзя привыкнуть, Вася,— сдавленным голосом про­ изнесла Тамара. И тут ее начало рвать. Вчерашние высокие гости уехали ночью, и сразу на аэродром, Хлы- нов не помнит, в каком именно часу они отбыли, зато хорошо врезался в память скромный тост: «За Григория Иваныча, которого не дадим в обиду!» — это о нем, Хлынове, такое слышать приятно. Во рту пересохло, язык терся о шершавое нёбо и, казалось, распух, очень хотелось пить. Хл1)шов пошарил глазами по столу с разбросан ­ ными на нем объедками ветчины, сыра, колбасы, хлеба, уставленными пустыми бутылками из-под коньяка и водки, прямо из горлышка выце­ дил остатки минеральной воды, но жажды не утолил. Направился в сени и, припав к кадке с водой, долго и жадно пил, пока не ощутил бо­ лезненную тяжесть в желудке. Потом он тщательно чистил зубы и полоскал рот, а чтобы не пахло перегаром, сжевал мускатный орех, который всегда в таких случаях клал в карман. Орехами его снабжал председатель райпо Мерцалов, го­ ворил — превосходная штука, всякий дурной дух отшибает. Приведя се ­ бя в порядок. Хлынов вывел за ворота свой «уазик», велел старичку- сторожу навести «марафет» в доме и включил скорость. Сосновка только-только проснулась. Навстречу ему вышли три женщины и два мужика, д ержа под мышками коровьи голяшки с испач­ канными в свежем назьме копытами. Хлынов притормозил, открыл дверцу: , — Откуда этакая роскошь на холодец?