Сибирские огни, 1989, № 12

трубы, когда хоронили на стройке тех, кого она безжалостно убивала — на лету, на бегу, на скорости... Жи знь есть жизнь: кто-то уехал первым, потом еще один и еще. Пе ­ ред этим они дали друг друл<ке чуть ли не клятву раз в году собираться непременно с трубами — где бы ни работали, сколько бы их ни осталось. До того момента, когда в память о них обо всех сыграет соло самый по­ следний. Они собирались: и год, и три, и двенадцать лет. Сначала для этого возвращались на стройку уехавшие. Потом все списывались, созванивались, пытались встретиться где-либо на нейтраль­ ной, как говорится, территории — лучше на пусках; потом они собира­ лись в Москве. Потом я спросил у одного из них в Старом Осколе, когда он видел ребят последний раз, и он сперва молча встал, сходил в другую комнату за трубой. Также молча мы чокнулись, и он заиграл. Он часто, видно, играл — по-прежнему без фальши звучал инстру­ мент, только уж больно одиноко. Им пока везло, все еще были живы, но он словно играл реквием. Еще через пару лет, когда снова встретились у него дома, я не стал о ребятах спрашивать, только попросил сыграть, да и все. «Знаешь,— вздохнул он.— Стыдно сказать: исчезла труба... Куда она делась?.. Дети говорят, что не брали, да и зачем — они уже взрослые... Ж ен а тоже не видела,— тогда, интересно, кто?» Только ли о них обо всех был этот стремительно промчавшийся во мне фильм? Или же — о нас обо всех?.. А, может, вообще — о человече­ стве?.. Может,— о всей Земле? И в печальном этом сюжете скрыт какой- то из законов Вселенной?.. Один из главных, если — не самый-самый. И кого-то вдруг — через столько-то лет — простишь. И стыдно ста­ нет за самого себя... Пожалуй, душа моя уже готова была восстать: разговор с Василием Пилипенко, который тогда, в шестьдесят четвертом, был комсоргом бригады у мазистов, а к тому времени уже распрощался с должностью инструктора в нашем райкоме, ушел партийным секретарем в трест «Во- стокгидроспецстрой», был просто последней, что называется, каплей... А перед этим что?.. Я ведь так прямо раньше и писал: уж если рас ­ падется наше новостроечное братство, разъедутся товарищи по другим городам да по таким, как наш был, рабочим поселкам,— стану я их объ­ езжать одного за другим: как старенький отец своих сыновей. И товарищи разъехались, и многие большими людьми стали — к ним я потом в основном и ездил, кто его знает, почему. Потому, может, что с ними полегче было общаться? Приезжали ча­ ще других в Москву, находили тут. Нет-нет, да и от себя позванивали — и это им проще. Достаточно, предположим, сказать: «Валенька, соедини меня...» Все дела. И они встречали и провожали, за их спиной, куда бы ни приезжал, у меня никогда не было проблем,— и тепло было рядом с ними, и уютно, и было о чем поговорить: и на рыбалочке, и в баньке, и в новеньком, еще пахнущем сосной небольшом банкетном залике — после нее. Бывало, я им рассказывал новости друг о друге, и тогда они ревниво пошучивали, а то и прямо вдруг спрашивали — как будто со смехом: «Не­ ужели он кабинет отделал лучше этого?!» Я улыбался: было похоже на то, как в детстве, когда карабкались по кручам над рекой, кричали обычно друг дружке: «Смотри, я где!..» «А я — аж вот где!..» «А на меня глянь!» Может, всякий раз, стоило к ним приехать, во мне поселялась иллю­ зия, что вместе с ними «вон где» — и я? Всегда считалось, что я посвободней остальных, да так оно и было. У каждого из них — миллион начальников, а надо мной — никого, и на стройке я как бы исполнял должность нештатного диспетчера, в обя зан ­ ности которого входило следить, чтобы из-за этой сумасшедшей гонки на 2 С ибирские огни 12