Сибирские огни, 1989, № 12
летом шестьдесят четвертого, на шлаковом отвале, об этом парне, кото рый так и не успел поменять опилки. Не знаю, отчего это происходит. Может, оттого, что воспоминанья о стройке такая штука: всплывут вдруг неожиданно, как подлодка среди тихой воды, и глаз не оторвешь — смотришь, смотришь... То одно всплывет, а то другое... И тогда виденное уже не один, не два раза до того, давно ставшее привычным, а то и, бывает, осточертев шее, воспринимаешь вдруг как бы заново, словно впервые с ним встре тился. Или мелочь какую-нибудь, Детальку, тончайший штрих, на какой раньше внимания не обращал, наконец-то вдруг разглядишь хорошенько и удивишься или обрадуешься... Или все, что до тех пор по отдельнЪСти замечал, сложится вдруг в одну целостную картину. И как ударит она по сердцу, как ударит! Кажется, навсегда успел позабыть, а тут вдруг припомнишь этот грузовик с деревянною будкой в кузове — «коробочку», на которой езди;1и на смену ребята из управления механизации, все больше демобилизован ные десантники... Спереди, над кабиной, на будке была обычная эта надпись большими черными буквами: люди. И вдруг какой-то юморист раздобыл краски и добавил сверху слов цо, поставил восклицательный после, и получилось гордое, не без бах вальства: какие люди! Гаишники и раз и два останавливали машину, приказывали закрасить баловство, чтобы не з адавало на дороге лишних загадок, не отвлекало водителей, но бывшие десантники вдруг заспорили, вдруг уперлись, дело до парткома дошло, и там, чтобы поддержать на стройке боевой дух, приняли мудрое решение: пока десантники работают как сейчас, пока чертоломят, вкалывают — пусть красуется эта надпись, пусть! Но как только они хоть единожды не выполнят план!.. Либо в быту или на про изводстве— какое-нибудь «чепе»!.. И долго еще, долго так и раскатывала на стройке «коробочка» с этой надписью... Или вроде бы ни с того, ни с сего где-либо в автобусной давке, в тес ноте метро, когда тебя со всех сторон стиснут, или качнет вагон, усилен но направляемое тобой теченье мыслей вдруг прерывается одной неволь ною— о прошлом и настоящем: тогда нас объединяло, подумаешь не ожиданно, о д н о— построить. Теперь же разъединило многоликое: до стать. Посреди уличного шума, а то вдруг и в лесной тишине, когда идешь с грибною корзинкой и только листья шуршат под ногами, вдруг тебя пронзит: да ведь матери-одиночки там, в поселке, с годами стали еще бо лее одинокьши, потому что у одной сын — в колонии, у другой, говори ли,— девочка пошла по рукам... И сделается тебе, когда-то весело зв ав шему их в своей разудалой газетенке на труд и на подвиг, светлым буду щим их манившему — так сделается горько, что захочется вдруг упасть на колени, ткнуться лбом в серые покоробленные листья... Сколько раз уже печатно поминал монтажную бригаду, в которой в самый разгар стройки работали одни музыканты-«духачи», сколько о них рассказывал — с чего бы, казалось, к ней возвращаться. Но вот однажды перед твоим — как еще недавно говаривали — «мысленным взором» стремительно проносится нечто, от начала и до конца так похожее . на ф и л ьм— яркий, красочный и, несмотря на это, щемящий... О том, как они сдружились, как жили одной семьей, как из одного конца России л е тели в другой — чтобы на какой-нибудь большой стройке успеть перед пуском поработать как следует и сыграть потом для своих — кто давно уже в командировке — на митинге; как бывало, на каком-нибудь тре стовском подведении итогов, когда их бригаду объявляли первою, дело вито и чуть небрежно исполняли марши в свою честь, как говорится — они ведь, и верно, не только умели щеки надувать, не только дудеть; как они играли на свадьбах у последних, дольше всех не сдававшихся бригадных холостяков; как встречали жен с сыновьями у роддома; как рыдали их 32
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2