Сибирские огни, 1989, № 12

Хотелось что-то дружеское и благодарное сказать ему, я говорил: — Знаешь, Коля, когда моя бабушка или моя мама говорили «по- слухай», я их в детстве все поправлял: надо — «послушай»!.. П р о с т о я тогда не знал, что они у меня хорошо знают польский! Он посмеивался на переднем сиденье, замолкал ненадолго, потом оборачивался, говорил очень искренне, чуть ли не с болью: — Я все думаю, слухай!.. Как можно с шашкой прорваться через такую войну?! Неужели можно оставаться живым? Это — не можно! Мы уже объехали все, какие были, большие кладбища, осталось лишь одно — в маленьком городке Гайнувке. В Красной Гайнувке, кай Не однажды подчеркнул Миколай. Там, сказал он, есть кладбище, на ко­ тором захоронили останки всех тех, чьи одинокие могилы находили по всей округе... Красная Гайнувка — наша последняя надежда. Мы сделали все, что могли — это был конец моих поисков. Я вдруг понял это, когда вместо нескольких, купленных мной мимоходом гвоздик, С которыми обычно приезжали на кладбище, в руках у меня оказался громадный букет розовых и бордовых пионов — достала из машины сек­ ретарь Гайнувского горкома Д ан а Малинска, когда мы остановились не­ подалеку от кладбища... Мы шли мимо железной ограды, за которой виднелись одинаковые ряды невысоких бетонных столбиков, лишь напротив узорчатых ворот, в конце дорожки, посыпанной меленьким песком, в самой глубине полу­ круга, стоял высокий черный обелиск. Был ранний час, и в разных концах кладбища две пожилых женщи ­ ны в одинаковых синих халатах почти неслышно шаркали метлами. В вы­ соких соснах, через которые пробовало пробиться ярое с утра июньское солнце, там и тут старательно печалились горлинки. Не знаю отчего, но я вдруг понял, что да, здесь эта могила, здесь — по мне^словно пробежал легкий, из детства, страх, странно преобразо­ вавшийся в заботу уже чуть ли не пожилого русского человека, который вдруг с неловкостью, беззащитно и беспомощно думает: как мне долж ­ но вести себя, когда увижу могилу деда?.. Что сделать мне? Что сказать?.. Я вдруг остро позавидовал полякам с вековыми их ритуалами, с ты­ сячелетними корнями, которые позволили им под всеми вселенскими бу­ рями выстоять,— в отличие от нас, их так и не заставил никто на собст­ венные корни замахнуться — ни силою, ни обманом, ни лестью... Никто! Отставной полковник Григорий Ефимович Стан, участвовавший в создании Войска Польского и ставший в сорок четвертом командиром второго полка уланов, рассказывал мне, как проходило его назначение. Когда генерал-поляк объявил ему об этом и поздравил, полковник наш, жела я соблюсти неписаный этикет воинского товарищества, уверенно вы­ пятил грудь: «Прошу представить меня командиру первого полка уланов!» Генерал помрачнел и молча отошел к окну. Долго стоял спиной, по­ том, едва повернув голову, негромко сказал: «Первого полка нет!.. Он по­ терял знамя в битве при Грюнвальде...» Такие с традициями дела. С гордой национальной памятью. В костелах, не зная языка, я долго, тем не менее, простаивал возле отлитых из металла серебристо-серых таблиц с названьями целиком по­ гибших в последней войне подразделений: отрядов, батарей, эскадронов, батальонов, полков... над каждым таким висевшим на стене списком стояли слова: «Бог. Честь. Отчизна». Все остальное потом... Потом! Преклонить колена? Или стать на одно колено, положить цветы, склонить голову... Это серьезно занимало меня, это казалось крайне важным. Может, оттого, что тут потом станут и по мне судить: а как мы помним? Как у нас с памятью — вообще?.. И как — со славянскими корнями? Мы ходили между рядами бетонных столбиков. На каждом сверху была фамилия, иногда с именем, иногда — с воинским званием. А ниже 16