Сибирские огни, 1989, № 12

я пришел к Н. И. Анову на его старую квартиру на Коммунистической улице, по какой-то, сейчас уже не помню, просьбе Сергея Николаевича Маркова. Первые ми­ нуты встречи были холодными. Мы сидели в кабинете Николая Ивановича, две стены которого были закрыты большим ковром, рядом с которым висел написанный от руки плакат, напоминавший о том, что вре­ мя писателя дорого... Плакат этот в соче­ тании с дорогим ковром меня насторожил, показался мне афиширующим хозяина и неуместным для писателя... Выполнив просьбу Маркова, я уже готов был распрощаться и задерживался, только соблюдая норму приличия, перебрасываясь с хозяином какими-то незначительными фразами, мучительно ощущая неловкость положения, остро чувствуя желание хозяи­ на поскорее расстаться со мной, мало знако­ мым ему человеком... И тут, в шкафике, который был вделан в стенку около входа в кабинет, я увидел ко­ решки журнала «Сибирские огни» за ран­ ние годы. Обрадовавшись, я ухватился за них, как утопающий за спасательный круг. Я знал, что Николай Иванович был из старых «огнелюбов», начало его творческой биографии было связано с этим журналом. И тут я, забыв, что о «Сибирских огнях» у хозяина были не только добрые воспоми­ нания, но и неприятные — его произведения подвергались на страницах журнала крити­ ке, в которой наряду со справедливыми суждениями были и перехлесты,— обрадо­ вался журналу, как старому знакомому (в нем и я начинал печататься), и, оживив­ шись, сказал несколько добрых слов о «Си­ бирских огнях»... Взгляд Николая Ивановича сразу стал отчужденным, рука нервно забарабанила по столешнице... Но я не стал говорить ни о «Глухомани», ни о «Награде», произведени­ ях, за которые особенно досталось Николаю Ивановичу, а вспомнил о «Ядовитом жале» и рассказал о нашем мальчишеском вос­ приятии этого рассказа... Из глаз Николая Ивановича исчезла не­ доброжелательность, он с любопытством посмотрел на меня и спросил: — Значит, Ванюха Орлов возбудил в вас, ребятах, симпатию?.. — Несомненно! Нам было жалко его, мы очень остро воспринимали то стечение об­ стоятельств, которое помешало ему рас­ статься с беспризорничеством... Николай Иванович помолчал, полупри­ крыв глаза, словно уйдя в прошлое, отстра­ нившись от окружающего, а потом взглянул на меня погрустневшими глазами: — Не ожидал я, что спустя более 30 лет кто-то вспомнит о моем рассказе. Спасибо... В годы гражданской войны, да и после нее, я насмотрелся на этих несчастных ре­ бятишек. Больно было... Намерения мои были самые лучшие, но рассказ получился слабым, в следующем номере журнала он был жестоко раскритикован...— Анов по­ молчал и добавил;— И раскритиковал его милый и добрый человек, которого я хоро­ шо знал,— Борис Миркович... Мирковича и я знал — в 30-е годы он был выпускающим газеты в Омске. Я познако­ мился с ним в типографии газеты «Омская правда», где я работал в то время коррек­ тором. Это был действительно очень хоро­ ший, умный и мягкий человек, знаток архи­ тектуры и сибирской живописи. С ним я провел не один вечер в беседах. Полный, с мягкими вьющимися волосами по бокам ранней лысины, он напоминал мне доброго мистера Пиквика из романа Диккенса. Я удивился тому, что он мог так резко отоз­ ваться об «Ядовитом жале». После того, как я рассказал об этом Николаю Иванови­ чу, ледок между нами начал быстро таять. Мы повели беседу о наших общих знако­ мых — «сибогневцах», которых оказалось немало. Николай Иванович сохранил самые добрые воспоминания о журнале: — С него началась моя литературная жизнь.— сказал он,— в 1927 году редактор журнала Владимир Зазубрин, прочитав мой рассказ «Награда», пригласил меня в Но­ восибирск. Рассказ был напечатан, с него я и веду отсчет своего писательского пути... Хотя,— добавил он,— печататься я начал раньше, еще до революции... Потом Николай Иванович поделился со мной мыслями о работе над романом «Пропавший брат»,— он готовил второе издание романа, впервые вышедшего в 1941 году. Обнаружились общие интересы — я давно занимался историей отечествен­ ного севера, его изучения и освоения. Рас­ сказал и о своих странствованиях по Боль- шеземельской тундре, по таежным рекам, по Печоре, Оби, Иртышу. Николая Ивано­ вича особенно интересовала фигура Михаи­ ла Сидорова, одного из тех замечательных русских людей прошлого, подлинных на­ родных самородков, о которых у нас, к со­ жалению, вспоминают не часто. Я расска­ зал, что знал об этом архангелогородце, ставшем затем сибиряком, золотопромыш­ ленником, автором талантливой записки «О средствах вырвать Север России из его бедственного положения», поданной царю, записке, которой так и не было дано хода. Против Сидорова была поднята издева­ тельская кампания в печати, всем его на­ чинаниям противодействовали, дело кончи­ лось тем, что он, потратив на воплощение своей идеи о развитии русского севера все свое состояние, разорился. Потом, уже пос­ ле этой встречи, в письме из Москвы я со­ общил Николаю Ивановичу некоторые под­ робности о делах Сидорова, в частности, сведения о пристани Сидорова на реке Таз. Она была обозначена на карте, приложен­ ной к редкой книге — Ю. Кушелевский, «Северный полюс и земля Ямал», изданной в 1868 году в Петербурге и в Тобольске. В новом издании «Пропавшего брата» Нико­ лай Иванович использовал эти сведения... Закончилась эта наша встреча традици­ онным чаепитием, где обнаружилось полное совпадение наших вкусов — оба мы любили крепкий чай и обменялись секретами его приготовления... С этого времени, как только приезжал в Алма-Ату, я обязательно проводил вечер- два у Николая Ивановича. Останавливался я всегда в гостинице «Алма-Ата», недалеко от новой квартиры Николая Ивановича на проспекте Ленина. Наши беседы станови­ лись все более содержательными. Много способствовала этому и Юзефа Ивановна Чернецкая, жена Николая Ивановича. Бы ­ ла она поистине редкой женщиной, умни­ цей, интересной собеседницей, добрым и са­ моотверженным другом Николая Иванови