Сибирские огни, 1989, № 12

не очень-то жаловала при жизни,современ­ ная критика — весьма и весьма'характерная ' д етал ь ). Характер моих рассуждений не позволяет охватить многое из такого сложного явле­ ния, как литературный процесс советского периода. Выдвинутые положения могут по­ казаться слишком грубо очерченными. Но я рассматривал здесь лишь особенные черты магистрального русла, лишь некоторые из мировоззренческих условий, главным обра­ зом способствовавших движению того «плу­ га», который, как пишет М. Чудакова, «про­ шел по полю культуры гигантским лемехо.м и закопал плодородный слой, выворотив на­ верх песок и комья глины». Это не изучение среза застывшего, отшумевшего потока, но скорее краткий очерк пути, своего рода попытка осязания отдельных идеальных причин высшего порядка, так круто изме­ нивших не только почву, но и воздух отече­ ственной словесности. Но как раз под представленным углом зрения невозможно обойти молчанием фигу­ ру еше одного русского ныне здравствую­ щего писателя, писателя-изгнанника. Имя его снова начинают упоминать наши теоретические литераторы на страницах пе­ чати. Снова — потому что когда-то его сдержанно хвалили (и даж е представили на соискание Ленинской премии), на то было высшее соизволение. Затем его проклинали (именно так) за книгу, которую многие из хулителей, не говоря уже о гражданском населении страны, о народе, не читали. Я говорю об Александре Солженицыне. Рано или поздно (опять так: скорее позд­ но, чем рано) его фигура прояснится для нас. Д ля нас, но не для мира, мир уже оце­ нил ее масштаб. Рано или поздно его произ­ ведения вернутся на землю, которой они принадлежат по праву первородной связи. Этот художник, кажется, сразу писал так, как будто не было разрыва эпохи, разницы в календарном времени (о чем можно су- дить даж е только по первому звуку его Слова — по «Одному дню Ивана Денисови­ ча»), Он свободно продолжил традицию русской литературы по самому большому счету, и как знать, не его ли коренное влия­ ние стоит за истоками «деревенской про­ зы», не он ли первый (один из первых) под­ толкнул собратьев по перу в этом направ­ лении, показав на деле удивительную ж из­ нетворную силу родного языка? Он дошел до крайних вопросов нашего с вами бы- ти_я—совершил, сделал ви до не’гоГ ни после неГо И по сей день н и ' один из современников. Он, по сути, противопо­ ставил существующему миропорядку Слово художника, совесть самостоятельно мысля­ щего и чувствующего человека, познавшего через собственное страдание и через стра­ дания своих ближних и дальних соотечест­ венников глубину многоликого мира, беско­ нечную ценность жизни человеческой. Его слово взывает к внутренним нравственным устоям, к совести каждого, ставит перед не­ обходимостью самостоятельной оценки но- восозданнфго узаконенного образа мира. Он в полный голос сказал о безусловной не­ правоте Линии должного, по которой устре­ мили страну высвободившиеся не вдруг внутренние и всемирные силы преобразова­ ния. Сказал — и остался в одиночестве. Изгнан. Но говорить о нем всуе невозможно. Сло­ во писателя до сих пор не возвращено на­ ции. Тема «Солженицын и Россия» впереди. До нее нужно не только дойти, но и д ора­ сти нашему обществу. Пришло время раскреплять заборы, ра­ стить новые рощи, чтобы постепенно смяг­ чался все еще суровый климат отечества, чтобы жизнь наконец стала соотносимой в самых главных своих устремлениях с нрав­ ственными заповедями — вечными истина­ ми человечества. Д ля этого нужно вернуть миру его настоящий, глубинно непостижи­ мый образ, вернуть художнику его закон­ ное право личной ответственности и выбо­ ра пути среди многообразия жизненных начал. А закончить очерк я хочу словами Алек­ сандра Блока из его предсмертной пророче­ ской Пушкинской речи, словами, к звучанию которых надлежит прислушаться, ибо высо­ кий их смысл сегодня утрачен, он затемнен, неясен еще для многих служителей отечест­ венной словесности: «Пускай же остерегутся от худшей клич­ ки те чиновники, которые собираются на­ правлять поэзию по каким-то собственным руслам, посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять ее таинственное назначение. Мы умираем, а искусство остается. Его конечные цели нам неизвестны и не могут быть известны. Оно единосущно и нераз­ дельно». ♦