Сибирские огни, 1989, № 11
Сибирский военный округ, ставший для не- ьчз родным. И на праздничной площади его,' командующего, встречали всеобщим лико ванием. Страшный гро.м ударил и по Яну Петро вичу Гайлиту. Вначале его перевели из род ного военного округа в Свердловск. Види мо, душегубам Ежова там было проще рас правиться с ним. А изолгавшаяся пропаган да продолжала уверять народ в изменниче стве погубленных. Устроителю фальсифицированных судеб- ных процессов показалось мало столицы— они появились в Кузбассе. Будто бы там готовились покушения на крупных деяте лей, посещавших промышленные города. Всюду мерещились вредители. Любая слу чайная оплошность выдавалась за дивер сию. Как-то открываю газету и вздрагиваю от знакомой фамилии — Осипов. Не может быть, чтобы наш бывший секретарь окруж- кома! Не опечатка ли? Нет. Горько созна вать, до крайности горько... ...Я знал этого милейшего, энергичнейше го, простого и заботливого о деревенской молодежи человека, когда он у нас, в За- лесове, под именем Петра ГаВ'риловича Раскина скрывался от колчаковской контр разведки. Работал счетоводом в погребла в- ке. Был заводилой каждого нашего спек такля на крошечной сцене Дома кредитно го товарищества. А когда партизаны осво бодили несколько волостей, восстанавливал Советскую власть. Потом — первый секре тарь Бийского окружкома. Деятельный ра ботник, обаятельный чело.век. Если бы не он, моя литературная судьба не сложилась бы так счастливо. Когда ликвидировали округа, Павла Пет ровича Осипова выдвинули на работу в крайком партии. Он ведал оргинструктор- ским отделом. Я бывал у него в кабинете. Он по-прежнему носил простецкую причес ку: длинные, мягкие русые волосы при оживленном разговоре свешивались на ли цо, он рукой, как гребнем, откидывал их на затылок. Он называл меня по-деревенски Афоней. Вспоминал наших сельских парней и девушек из культурно-просветительного общества. А больше расспрашивал меня. О жизни. О моей жене Зинаиде Ивановне. О наших ребятах. О моей работе в редакции журнала «Охотник и рыбак Сибири». Что сам написал? Какие планы? Я подписал ему на память роман «Великое кочевье». Из крайкома его направили в Кузбасс. Для укрепления партийного руководства. А там вот... Приплели к вредителям. Чудовищно. Дико... А что же Эйхе? Как он, секретарь крайкома, позволил арестовать? Почему не заступился? Наконец, следователь мог бы свидетелем вызвать Игнатия Громова, быв шего командира партизанского корпуса. Они же вместе работали в Бийске. Вместе ездили в Барнаул к Сталину, когда гене ральный давал указания о хлебозаготовках, о применении сто седьмой статьи к тем, кто упорно не хотел сдавать хлеб полностью. Могли бы разобраться, освободить... Так наивно думал я в ту пору. Зина, глянув на газетную страницу, вскрикнула от душевной боли; — Осипов?! Наш Павел Петрович?! Нет, нет. Никогда не поверю. — Отшвырнула. газету. — Он же питерский рабочий. Чест нейший человек! И вдруг с вредителями. Не могло этого быть. Наврали. Оклевета ли. И в этом тоже вредительство — уто пить безвинного вместе с собой. Сталину на пишу — разберется. Она, как многие в тот год, еще продол жала верить в благоразумие Сталина, но тень гскрькой задумчивости пробежала по ее лицу; — А если не дойдет письмо?.. Если пере хватят? Не передадут в руки? Говорят, многие писали... И безвестно гибли верные ленинцы, гвар дейцы революции, неутомимые партийные вожаки, пламенные поборники культуры, любимцы народа. Они встают в моей памя ти, а в ушах звенят бессмертные слова поэта: Г возди б д е л а т ь и з этих лю дей; К репче б не бы ло в м ире гвоздей. Шли страшные недели. Тянулись тягост ные месяцы. А «черный ворон» все рыскал и рыскал по Новосибирску. Чем дальше, тем нахальнее. Уже не только глубокой ночью, но и среди белого дня. Похоже — для наибольшего устрашения. Тюрьмы были переполнены сверх всякого предела. Переполнены верными сынами и дочерьми Отечества. Так называемые «тройки» обрекали ни в чем не виновных людей на смерть, на десятилетия каторги в лагерях далекого Севера. Отягощая для родных безмерное горе, они лишали осуж денных даже права на переписку; «черный ворон» увозил в небытие. Дьявольской личностью для всей страны тех лет был Андрей Вышинский, зловещая фигура, бывший меньшевик, назначенный генеральным прокурором, протолкнутый в академики без всяких к тому оснований. Это он для облегчения следствия и реше ния человеческих судеб придумал жуткое «юридическое» правило: «признание заклю ченного — царица дознания». Больше, дескать, ничего и не требуется. Никаких до казательств! Достаточно «до.быть» призна ние, пусть даже самыми изуверскими спо собами. А еще для большего О'блегчения — достаточно резолюции на смертном списке. Я оказался случайным свидетелем послед него часа свободной жизни Вениамина Д а видовича Вегмана, которого в книге «Ми нувшее и близкое» назвал «покровителем муз», но он был не только покровителем, а и активным служителем муз. Он, одессит, с юных лет был предан великому делу ре волюции. Оказавшись в Австрии, отправлял Ленину в «Искру» свои «Письма из Вены», Знаменитая одесская опера, а затем вен ская, прославленная на весь мир, сделали его, политического деятеля, меломаном. В Сибирь его забросила царская жандарме рия. Отдаваясь политическому самообразо ванию, он умел преодолевать тяготы на- ры.мской ссылки. Там подружился с видны ми деятелями большевистской партии и после революции оставался среди вождей страны своим человеком. Однажды у него дома мне довелось видеться с Шотманом,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2