Сибирские огни, 1989, № 11

— в отношении Аверьянова обвинение считаю доказанным, под­ держиваю его в полной мере статьей 110 части И пункта «Б», 16 и 180 пункта «3», 114... В отношении Латчина... статьей... 180 пункта «3», 114... Аверьянов слышал, что Кашин назвал его фамилию, перечислил ка­ кие-то статьи, и, с усилием напрягая мозг (мозг, утомленный шелестом бумаги, непонятными словами, статьями, непонятными, ненужными формальностями суда), решил: «Кашин должность исполняет». Кашин говорил ровным, глухим голосом, полусогнувшись, опираясь левой рукой о стол, правой откидывая со лба упрямые волосы: — ...Поддерживая в полной мере обвинение в отношении двадцати двух, мною перечисленных, и принимая во внимание, что задачей рево­ люционного обвинения и защиты вовсе не является обвинение или обе­ ление во что бы то ни стало, а лишь выявление истины, я отказываюсь от обвинения остальных семи подсудимых, по моему мнению, совершен­ но невинных... Из защитников первой говорила высокая, стриженая, черноволосая Бодрова, Бодрова говорила уверенно, постукивала по столу тупым кон­ цом карандаша. — Мой подсудимый Мыльников, товарищи судьи, мошенник и вор. Я, хотя и его защитница, но вовсе не намерена доказывать с пеной у рта, что он честный человек, что он не виноват; мой подзащитный дол­ жен быть наказан; но, товарищи, поскольку мы живем в век кодекса, когда каждое преступление должно квалифицироваться определенной статьей закона, я беру на себя смелость утверждать, что моему подза­ щитному обвинение предъявлено неправильно, в его преступлении я не усматриваю признаков статьи 180 пункта «3»... Аверьянов смотрел на Бодрову. ...баба деловая... Других защитников Аверьянов не слушал, решив твердо, убежден­ но: «Кривляки, врали, путаники, распинаются за деньги...» Общественный обвинитель Зуев внимательно разглядывал каждого говорившего защитника и не мог разобрать, чего в них больше, что во­ обще руководит ими — материальная, профессиональная заинтересован­ ность или подлинное сострадание, сочувствие чужому горю. Защитники, как обвинители, говорили о тысячах тысяч пудов, штук, аршин, мешали людей со скотскими, с птичьими трупами, с хлебом, с керосином, с иселезом, с мылом, нумеровали статьями, пунктами, пара­ графами, но доказывали, что корыстных хищений не было — были только бескорыстные упущения по службе, бескорыстные кражи. Судьи слушали защитников, позевывая, посматривали на часы: прения сторон для них почти не играли никакой роли; они по-крестьян­ ски, с легким недоверием, относились к защите и к обвинению: ...Защищают, обвиняют — путают, сбивают... Они полагались только на свои силы. Медленно, осторожно, добро­ совестно, но самостоятельно переваривали материалы судебного след­ ствия; к моменту выступления защитников они уже переварили и реши­ ли; разубедить их было почти невозможно. Последним говорил Воскресенский: — Товарищи судьи, я обращаю ваше внимание на те условия, в ко­ торых пришлось работать моему подзащитному — простому кузнецу и коммунисту Аверьянову. Здесь никто не сказал, какую огромную, полезную работу проделал этот кузнец. Масленников выводил карандашом у себя на бумаге: «...обратим... обратим внимание... к ени матери, расстрелять... сво­ лочь, сволочь... спутался с Ползухиной, взятошник, вор...» Схема речи защитника Аверьянова была такая: