Сибирские огни, 1989, № 11
и берет, делит краденое с Латчиным и теперь расходуется, распинается, доказывает, что Латчин действовал бескорыстно, по принуждению. Не нравились Аверьянову защитники. Причесанные, приглаженные, в воротничках, с гастуками, подскакивают нарядными куколками, как их будто кто за ниточку под стульями дергает. Станут, как ваньки- встаньки, кланяются во все стороны — и судьям, и обвинителям, и под судимым. Лезут, вяжутся к каждому свидетелю и на каждом слове пок лон и — «разрешите», поклон и — «прошу», поклон и — «ходатайст вую». Только мешают. Из всех защитников Аверьянов выделял двоих: своего — Воскре сенского, и женщину, защитницу Мыльникова — Бодрову. И Воскресен ский и Бодрова защищали бесплатно, были «казенными» защитниками. Эти не надоедали с поклонами и вопросами и раз не получали денег, то, значит, вели дело «честно». Перед судом прошло около двадцати свидетелей. И ни один из них не сказал хорошего слова об Аверьянове. ...Матерщинник... грубиян... грабитель... выгребал последний хлеб... беспощадный комиссар...- разговаривать не хотел, гнал в щею... матер щинник... матерщинник... матерщинник... Крестьянин, старый, с седой бородой, в белой холщовой рубахе, в белых штанах, босой, поглаживая себя по лысине, почесывая затылок, заявил: — Не комиссар, а тигра. Чистая тигра кровожадная. Аверьянов с усмешкой, спокойно крутил длинные усы. Ему каза лось, что судьи отлично понимают, почему его ругают крестьяне, и что их показаниям они не придают никакого значения. В жаре, в духоте, в запахе пота, дегтя, махорки и сена шел суд. Судьи пили сырую воду графин за графином (отварную негде было до стать). Подсудимые и защитники пили железной кружкой из железного ведра, стоявшего под столом защиты. Зрители — плотная, потная мас са мяса, разложенного по стульям партера и прикрытого пестрым тря пьем. Зрители сотнями глаз липли к решетке штыков конвоя, жгли под судимых жаром дыхания, морозили холодом злых, ненавидящих взгля дов. Зрители делились на два лагеря. Одни: — Раскатают голубчиков. Аверьянова расстреляют. Другие: — Судьи коммунисты и Аверьянов коммунист. Ворон ворону глаз не выклюет. VI Подсудимых в перерывы выводили в бывший буфет. Судьи и обви нители уходили за кулисы, в уборную актрис. Защитники выходили в фойе и на двор. Зрителей выводили на улицу. На ночь подсудимых уво дили в местзак (в тюрьму, попросту). И только на третий день утром в напряженной тишине зала, смот ря бесцветными глазами на три ряда бледных белых бус-голов подсу димых, председатель предоставил слово общественному обвинителю. (Подсудимые сидели тремя тесными рядами, со сцены у второго и третьего рядов видны были только головы, головы, как крупные белые бусы.) В нервном безмолвии зала, неожиданно задетая неосторожной ру кой, щелкнула неожиданно прицельная рамка винтовки, щелкнула рез ко, четко, сухо, как курок перед расстрелом за спиной приговоренного. Вздрогнули, побледнели, как один, обернулись подсудимые... Вытяну лись лица у защитников... Вздрогнул, вставая со стула, Зуев. Зуев начал свою речь срывающимся, неровным голосом: — Товарищи судьи, перед нами на скамье подсудимых не служа щие, сотрудники Заготконторы и государственного акционерного об щества «Хлебопродукт», а акционеры единого частного акционерного
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2