Сибирские огни, 1989, № 11

Когда после перерыва подсудимых рассаживали в первых рядах партера, из-за стальной решетки штыков, из-за публики кто-то крикнул; — Попалась, тигра! Аверьянов вздрогнул, как от удара, как от удара, закрыл лицо руками, покраснел, закусил губу, быстро сел на свой стул. Но когда начался допрос, Аверьянов успокоился, на вопросы отве­ чал уверенно, спокойно. Не шелестела больше бумага, не было непо­ нятных слов, статей, никто ничего не читал. Все смотрели на него, раз­ говаривали с ним. Аверьянов стоял, держась обеими руками за спинку стула. (Он занимал место во втором ряду.) Настоящее дело, товарищи судьи, я могу вам пояснить только так. Я не спец. А Латчин старый царский спец. Латчин и оплел меня, кругом запутал и посадил в тюрьму. Посадил он меня по злобе, что я раскопал его проделки с керосином, отдал под суд. И еще меня посади­ ли другие бывшие царские спецы из Губрабкрина и из Губпродкома. Одни царские спецы из Губпродкома предписывали мне в своих цирку­ лярах один процент выхода мяса с боен, а другие спецы рабкриновские сказали, что должен быть другой процент. Спецы из Рабкрина нашли огромные хищения. Хищений таких не было. Они неправильно учли хлеб и мясо, сделали неправильные скидки на усушку, на вымерзание... Больше, товарищи судьи, пояснить я ничего не могу. Я не виноват. Председатель медленно повернул голову в сторону обвинителей. Обвинение, у вас имеются вопросы к подсудимому? Шмыгнув тяжелыми сапогами, привстал Кашин. Председатель за­ стыл за столом, окаменел. Заседатель Гусев крутил длинные, жесткие, бурые усы. Масленников, наклонив седую голову и поправляя левой ру­ кой очки, записывал у себя на бумаге: «Спросить у няво, куды ему потребовалась етта курва Ползухи­ на....» ^ Кашин откинул со лба черный, тяжелый клок волос, поправил ворот черной косоворотки. Вот вы, подсудимый, говорите, что хищений не было, а как же Латчин, Гласс, Гаврюхин, Брагин, Мыльников и другие все сознались что расхищали. Кто сто пудов, кто триста? А? Кашин был убежден в виновности Аверьянова, в его голосе дрожа­ ли иронические нотки. Он смотрел на Аверьянова, немного закидывая голову назад, полузакрывая умные, насмешливые, больичие, черные глаза, колол его черной щетиной коротко подстриженных усов. Аверьянов невозмутимо ответил: — Я не говорил, что хищений не было. Я говорил, что таких, какие нашла ревизионная комиссия из Губрабкрина, не было. — Ага. Нос ^ Кашина тяжелый, массивный, но с острой переносицей. Раз­ двоенный подбородок выдается вперед. — И вы ни в каких хищениях не участвовали? Аверьянов вздохнул, но глаз не опустил. — Нет, ни в каких. А чем вы объясните свой разговор с Мыльниковым, когда вы его упрекали, что он вас с Латчиным надул, недодал вам керосину? — Это я его брал на пушку, чтобы поймать. — Сколько вы заплатили и чем Ползухиной за доху? — Доху я взял у Латчина на время, бесплатно. — Ага. Лицо Кашина кривится насмешливой улыбкой. — Сколько вы подписали фиктивных актов, вернее подложных^ — Не знаю. — Как не знаете? Без счета, что ли, подписывали? — Я, когда подписывал, не думал, что они подложные. Это все проделки Латчина, он мне подсовывал. Кашин привстает, обертывается к судьям.