Сибирские огни, 1989, № 11

краской были написаны розовые музы, белые вазы, зеленые парки, си­ ние пруды, желтые цветы и серебряные лебеди. Судьи — их было трое — сидели за зеленым сукном на сцене в ситцевых цветных рубашках. (Председатель Солдатов — в серой, заседатели: Гусев — в белой, Мас­ ленников — в выцветшей малиновой). Перед председателем на столе лежало «дело» — папка бумаги толщиной в четверть аршина, стоял графин с сырой водой, стакан и звонок; перед заседателями лежали ручки, карандаши, бумага, стояли чернильницы. Государственный об­ винитель Кашин и общественный обвинитель Зуев сидели за отдель­ ным, ничем не покрытым столом. Задник декорации был не убран, на нем была изображена безлюдная деревенская улица с двумя рядами изб, крытых соломой. Из боковых окон — сцену, судей, в раскаленном золоте солнечных потоков, засыпала золотая пыль, заливал пахучий мед свежего сена, жгло знойное, крепкое, с крепким запахом пота и дегтя дыхание июля. Июль пахнул мужиком, пахнул потом и разгоряченным на работе му­ жицким телом. Июлем, мужиком, то есть потом, дегтем, махоркой пах­ ло и от судей. Двое из них — Солдатов и Гусев — были крестьяне, Мас­ ленников — рабочий. Государственный обвинитель Кашин — тоже крестьянин, и только общественный обвинитель — беллетрист Зуев — был интеллигент. (Хотя от Зуева также пахло потом и дегтем, и ма­ хоркой, так как, во-первых, было жарко, во-вторых, Зуев носил прос­ тые смазанные сапоги, в-третьих, курил махорку). Крестьяне Солдатов, Гусев, Кашин, рабочий Масленников и интеллигент Зуев попали на сце­ ну судьями и обвинителями в порядке п а р т д и с ц и п л и н ы (той же самой, в порядке которой кузнец Аверьянов был назначен комиссаром в Упродком, стал заведующим Заготконторой), в порядке партдисци­ плины, то есть волею партии, той партии, которая лежала в окопах, ко­ мандовала миллионной армией, управляла (и управляет) огромной страной и грузила на своих субботниках дрова,— партии сравнительно малочисленной, но необычайно жизнеспособной, страшно сильной, су­ мевшей сплотить, спаять, сорганизовать и повести за собой миллион­ ные разноплеменные массы, населяющие мощный, необъятный СССР. Внизу, в самом зрительном зале, первые три ряда партера в поряд­ ке принудительного привода занимали арестованные подсудимые (двадцать девять человек). Штыки конвоя вокруг них торчали частой решеткой, отделяя их от зрителей-слушателей, от родных, знакомых и от сцены. Подсудимые сидели, как в клетке. Справа от них не в порядке чего-либо, а... за двести рублей, за сто рублей, за пятьдесят рублей золотом, за отрез на костюм, за две коровы н двадцать пудов муки и просто за советские миллиарды сидели защитники. В зале не открывались окна, зал был забит людьми, сидевшими и стоявшими плотной массой, в зале было душнее, чем на сцене. От под­ судимых шел острый запах заношенного белья, пота и, конечно, дегтя и махорки. Но пот у подсудимых был едок, холоден; был он не от жара работы, не от солнечного зноя, а от страха, от томительного ожидания приговора, от трусливой дрожи мышц. Председатель ровным, бесстрастным голосом читал обвинительное заключение: — «...Аверьянов и Латчин по взаимному между собой сговору и соглашению систематически расхищали вверенное им народное достоя­ ние... ...Ответственные руководители Заготконторы в лице Аверьянова и Латчина вошли в сделку с завссыппунктом Гаврюхиным, завбойнями Брагиным, с завхозом Гласс, с заведующим уездным отделением «Хлебопродукта» Брудовским и бухгалтером того же учреждения Грав- ниным... ...Аверьянов получил у Брудовского взятку в сумме тысячи рублей дензнаками 23-го года...