Сибирские огни, 1989, № 11
голове — горящая копна соломы. Губы тонкие, окислившиеся от меди усов, зелены. „ — Ксения Федоровна, мы с вами сейчас же поедем в 111^^, где вы должны будете повторить все, что говорили мне. Ползухина схватилась за грудь, как от удара закрылась. — Нет, нет! Ни за что! — Без разговоров! Одевайтесь сию же минуту. Снял с вешалки беличью, крытую черным шелком, ш^убку. Коря вые пальцы цеплялись за шелк, шелк скрипел. Одел силой. Насильно затолкал пухлые, рыхлые руки в рукава. — Надевайте шапку и идем. Оделся сам. (В доху. С полу поднял). Схватил под руку — повел. Б дверях, бледные, волнующиеся, столкнулись со спокойными, раскрас невшимися Латчиными. Латчины обменялись красноречивыми, много значительными взглядами. Латчин оскалил желтоватые ровные зубы, вежливо приподнял шапку. т, ■> — Эээ, очень приятно. Счастливого пути. Наконец-то наш Николаи Иванович понял, что мужчина должен быть кавалером. Не грех, не ^ Дверь захлопнулась. На синем снегу в синей тьме ночи черный, тя желый узел шелка, меха и мяса повис на руке у Аверьянова. — Николай Иванович, умоляю, оставьте это дело. Я пошутила! Ничего у меня Латчин не брал и мне ничего не давал. — Такими вещами не шутят. Ползухина заплакала. Ей было жаль Серафиму Сергеевну. Они вместе кончали одну гимназию. — Николай Иванович, зайдемте ко мне на квартиру. Если я не выпью валерьянки, то все равно ничего не скажу в ГПУ — буду только реветь. Зайдемте. Неохотно согласился. Шли долго. Звонко хрустел под ногами снег. Ползухина тяжело висла на руке, спотыкалась. Вел. В двухэтажном доме поднимались по темной, скрипучей лестнице. Стучались. Прошли темный коридор, ярко освещенную столовую с ярко начищенным ши пящим самоваром на столе, с удивленными незнакомыми рожами за столом И в столовой же — толстые, неуклюжие, в дохе и шубе затопта лись у двери в комнату Ползухиной. Аверьянову показалось, что она возилась с ключом и замком не менее пяти минут. А сзади, в абсолют ной тишине столовой, на столе самовар шипел, свистел, как паровоз. Кололи затылок, спину недоумевающие, любопытные взгляды. Наконец, вошли в комнату. Щелкнул выключатель. Комод, зерка ло, безделушки, коробочки, флакончики. Кровать под кружевным одеялом. Сбросила на стол шубку. Стала среди комнаты. Аверьянов у комода. ^ ^ Николай Иванович, милый, пощадите Латчиных, не губите ме ня. Что хотите со мной делайте, но в ГПУ я не пойду. Хоть убейте — из комнаты никуда не выйду. Не успел опомниться, отстраниться — подошла, обняла, повисла на шее, положила голову на грудь. — Милый, ну зачем тебе это? Гихо полуоткрылась дверь, просунулась прилизанная головка хо зяйки. На секунду только показалась острая, сухонькая старушечья мордочка, блеснули узенькие мышиные глазки. Как в норку испуган ный зверек, юркнула за дверь маленькая головка. Дверь захлопнулась. Аверьянов рваиулся всем телом, затряс головой, плечами. Но руки V Ползухиной цепкие, как лапки зверька. В зеленом платье, зеленой ящерицей впилась. Не оторвешь. Тяжело шагнул к кровати. Свалились, провалились в мягком пуху перины. Крепким, костлявым кулаком ле вой руки ткнул в левый бок против сердца. Охнула, разжала руки. Та кой же крепкий и костлявый кулак правой с силой воткнул в дряблое мясо лица. Взвизгнула, застонала. Пачкаясь в пудре, в краске губ, схватил обеими руками за обвислые щеки, отхаркался, плюнул в чер- 33 2 С ибирские огии № 1Ь
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2