Сибирские огни, 1989, № 11

— Виктор Алексеевич, пойдемте на бульвар. Вам нужно успо­ коиться. Частая чугунная решетка бульвара — длинная черная расческа в снежной седой голове. Снег, неглубокий, мокрый, тает. Следы Вишнякова и Спинек черны и четки. На бульваре пусто. Бульвар на берегу реки. Река чугунно-черная. В беседке темно. Хотя пол в снегу. На твердом, деревянном полу обжигающий белый холод снега и жгущий, белый жар упругого тела женщины. — Милая. — Я твоя милая? — Первый раз сказала — ты. Мимо беседки беззвучно пролетает большая белая птица. Крылья н голова у птицы круглые. Птица пушистым снежным шаром летит над чугунной чернотой реки. Но когда идут домой — Спинек снова говорит «вы», снова холодна, замкнута. Спинек недоверчиво думает, что он, как все. Спинек не хочет выделять Вишнякова. Выделить, полюбить — отдать не только тело. А он уйдет, как и все. Будет больно. Не надо. Спинек твердеет, идет с поднятой головой, со стиснутыми зубами. Вишняков берет под руку, заглядывает в глаза. — Зинусь, почему ты такая холодная, чужая? Спинек говорит глухо; — Так, ни почему. — Ты любишь меня, Зинусь? Спинек отвечает так, как отвечала многим мужчинам: — Ну, да, я вас люблю. Вы мне нравитесь. Но в глазах у нее пусто. И эта пустота пугает Вишнякова. Подходят к дому. Снег почти стаял. На улице черно. Расходятся как чужие. Рука Спинек холодна, безжизненна. Вишняков входит в комнату. Комната кажется ему совсем черной. СТРАНИЧКА СЕДЬМАЯ Вишняков сидит за столом, дома. Вишняков знает, что у Спинек гости. Но Вишнякову необходимо немедленно говорить со Спинек. П Вишняков пишет: «Я пишу Вам... Разве любовь может быть без писем? За окном снег. Снег сыплется с серого неба, мешается с серым дымом города, падает на серые крыши, заборы, землю. Белое на сером быстро становится серым. Серое, серое, серое. Нет радости — подлинной, зимней, сверкающей, снежной. Зима. Зима всегда — белое слепящее веселье, бодрящая сила. Сыплется снег. Бесчисленные снежинки совершают свой неизмен­ ный путь от облаков до земли. На серое, на черно-серое падает белое. И серое, черно-серое, грязное, затоптанное делается чистым искристо-белым, хмельно-радостным, неповторяемо новым. Путь снежинок предопределен веками, в нем неизбежное, неотвра­ тимое, извечное. Неизбежно белому упасть на черное, дать черному белую сверкающую радость и по исполнении положенных сроков — оплодотворить и умереть, уступить место новому, зеленому. Нет еще подлинной слепящей зимней радости в наших отноше­ ниях. (Зимнее — верное, крепкое, ясное). Дни наших встреч — сне­ жинки. Чистые, белые снежинки еще падают на серое, чужое, еще мешаются с серым дымом прошлого. Но неотвратим, белокрепок лет снега времени. Еще немного, и белый снег завалит, забелит, засеребрит все осеннее, прошлое. (Осеннее ведь всегда прошлое. Осенью всегда думают о прошедшей весне или лете). Я вижу эти дни — зимние, верные, крепкие, ясные. Ты в сумерках будешь лежать и слушать' монотонное ворчание огня в ■железной 16