Сибирские огни, 1989, № 11

я вышел посмотреть. Вместительная ко­ шева с подрезами изнутри обита войлоком. Вместо сиденья уложен мешок с овсом — гарантия, что кони выдержат пятьсот кило­ метров нелегкого пути. Вокруг кошевы деловито хлопотал кря­ жистый мужик в новеньком полушубке, подпоясанном цветной домотканой опояс­ кой. Он в мерлушковой шапке-ушанке, в добротных, похоже поярковых, пимах, ка­ кие в былые времена умельцы катали в каждой деревне. Глянув на него, я неволь­ но опешил: батюшки мои, так это же наш залесовский Михей Казаков! Да, да, с ок­ ладистой русой бородой, с крепкими плеча­ ми, с твердым уверенным шагом. Под на­ висшими бровями зоркие глаза... ...У Михея была большая семья. Сыновья, дочери и невестки едва умещались за сто­ лом. Я дружил с его младшим сыном Са- востей. Бывал на полях, когда Михей косил пшеницу американской жаткой-самосброс­ кой, купленной вскладчину с двумя соседя­ ми. Работников они не нанимали — управ­ лялись своей семьей, только на молотьбу звали на помощь родственников. В леске возле его полей была пасека, да не в де­ довских колодах, обмазанных глиной, а в крашеных рамочных ульях. И было их, по­ читай, с полсотни. По своей доброте Михей даже подарил мне рой и рассказал, как са­ мому сделать улей. Но самое главное — Михей «гонял ямщи­ ну», а точнее, круглый год ездил за поч­ той. По три раза в неделю. Тем и был зна­ менит на все село. Помню, как он подводил к кошеве, вот такой же просторной, пару гнедых, у которых на лбах были одинако­ вые лысины, словно у близнецов. Зимой Михей запрягал своих гнедых непременно цугом, по-нашему, по-сибирски, гусем, и от­ правлялся в ночь за тридцать пять верст в соседнее село Сорокино, а на рассвете возвращался с громадной суминой, надеж­ но застегнутой на стальные кольца. А к той поре перед почтовой конторой уже собира­ лась громадная толпа солдаток, стариков и ребятишек: все ждали весточек с фронта первой мировой войны. Знали — Михей не запоздает. Прислушивались, всматривались в морозный предутренний сумрак. Сначала доносился радостный звон колокольчиков, потом, как фонарики, прорезывали сумрак лысины разгоряченных коней. Едет! Едет! Михей осаживал гнедых возле почтового крылечка, и какая-нибудь из дюжих сол­ даток помогала по крутой лестнице под­ нять сумину на второй этаж. А там я, юный деревенский «грамотей», помогал началь­ нику почты извлекать из кожаной утробы пачки газет (война заставила выписывать газеты!) и писем. Мне было доверено рас­ кидывать письма по полочкам с названием деревень. Потом я брал в руку письма для нашего села и, спустившись к толпе, вы­ крикивал имена и фамилии. А той порой Михей в почтовой конторе, сняв шапку, прощался с начальником до следующего раза. У Михея было две шапки: празднич­ ная бобровая (в начале века еще водились бобры в наших краях), а будничная, буд­ ничная?.. Ну, конечно же, мерлушковая, вот такая же... Удивительно, как сохранил­ ся мужик! Будто в сказке! И в бороде ни единой струйки седины, а ведь минуло... Ой, почти три десятка таких бурных лет_ Уве­ рен, с таким ямщиком, похожим на нашего залесовского Михея, мы благополучно до­ мчимся до Томска. Обрывая мое раздумье, ямщик вывел из конюшни лошадей. Боже мой, гнедые! И как те, давние, тоже лоснятся от упитан­ ности. 'Только у заботливого хозяина могли быть такие в нелегкую военную годину. Единственное отличие от тех — нет лысин. Сбруя новенькая, медные бляшки натерты до блеска. Гужи у хомутов даже на морозе мягкие. Ямщик вскинул ногу к хомуту и так затянул сыромятную супонь, что она скрипнула. Все надежно! А дуга? Тоже недавно покрашенная. К ней прикручено два колокольчика — до самого Томска будут звенеть на всю окру­ гу. Волков можно не опасаться — от звона сгинут прочь в ночи. А по земле уже расстелены длинные по­ стромки — заводи передового и прикрепляй к гужам. Веревки надежные, конопляные, видать, самим ямщиком витые, а длинну­ щий бич такой же, какой был у нашего за­ лесовского Михея. Пара гусем! Нет ничего лучшего в зим­ нюю пору: в глубоких снегах по самым узеньким дорожкам помчимся без задер­ жек. Прощаясь, на крылечке обнялись с забот­ ливыми хозяевами, запахнули овчинные тулупы, одолженные на дорогу, а ямщик, нахлобучив шапку до бровей, уже поджи­ дал, сидя на облучке. Едва мы успели втиснуться в уютную кошеву, как он слег­ ка ослабил вожжи, и кони, рьяные, как вольный ветер, рванули так, что из-под ко­ пыт полетели снежные ошметки. И разли- висто зазвенели колокольчики. Прощай гостеприимный Каргасок! Где-то далеко-далеко нас встретит древний Томск. По сторонам мохнатые кедры-великаны подпирают по-зимнему низкое, будто свин­ цовое небо. Среди них стынут березы с прямыми стволами, словно отлитыми из се­ ребра. Я знаю, такие здесь заготовляют, чтобы вытесать приклады для винтовок и автоматов — дар тайги для победы на ог­ невых фронтах. На ветках замерли распушившиеся от мороза сороки, издали похожие на изоля­ торы, хоть сейчас прокладывай по ним про­ вода. Изредка по снежной пелене заяц на­ шлепал печатей. Но нас интересуют не столько зимние картины, плывущие по сторонам, сколько ямщик, и мы заводим разговор. Откуда он такой хозяйственный да ловкий? Он, охот­ но отзываясь, повертывается к нам впол­ оборота, а кони, воспользовавшись этим, меняют рысь на мерные шаги. Ничто не ме­ шает разговору. Только мороз, озорничая, щиплет за носы. Возница при этом прово­ дит по лицу рукавицей-мохнашкой, надетой поверх варежек. Михей в морозы ездил в таких же мохнашках. Откуда он, наш возница? Видать, не здешний, не из охотников. У здешнего шапка была бы богатой. Беличьей. Мохна­ той. А не из худошерстпой мерлушки. — И у меня бывала красивше всех,— не без гордости отозвался ямщик.— Празднич­ ная — на загляденье всей деревне. Бобро­ вая, стал быть. — Ну, а в дорогу почему же не надел? В город едем!