Сибирские огни, 1989, № 11
и вот только теперь, в советское время, книжная поэма заменяет здесь устные ге роические сказания о богатырях. Она и в самом деле о богатыре. Заглавие «Ойгор баатыр». Мне перевели — «Мудрый бога тырь». Кто же он? Ленин! И написано о нем в традициях героических сказаний. Вот он с горы обозревает алтайскую ширь; п р ек р асн ей ш а я М ать-зем ля К ак на л ад о н и у него, Ч удесн ей ш ая М ать-зем ля К ак будто в сердце у него. Я ПОНЯЛ автора: знакомая форма стиха яснее донесет до сердец алтайцев новое повествование. Лишь спустя известное вре мя его последователи будут черпать новый жемчуг слов из братской русской поэзии. А автор Павел Александрович Чагат- Строев уже не первое лето жил в Москве Он, поучившийся в русской школе, позна! комился со столицей еще в 1922 году, когда был делегатом Всероссийского съезда Сове тов. Потом был уполномочен представлять правительству интересы своего народа. Он, конечно, вернется в свой край. Вер нется, уже обогащенный русской поэзией, напишет вторую поэму. На этот раз о ге роическом походе чоновцев под командо ванием Ивана Долгих. В 1934 году Павел Александрович побывает у нас на краевом съезде писателей. В те же годы становления автономной области начинал творческую деятельность учитель Мирон Васильевич Мундус-Эдоков, поэт и первый алтайский драматург. В по следующие годы на их творческом опыте сформируется и возмужает недюжинный талант Павла Кучияка. Первопроходцев алтайской советской ли тературы загубили, но подлинное поэтиче ское слово, если оно живет среди народа, невозможно умертвить. В наши дни стихи алтайцев Павла Чагат-Строева и Мирона Мундус-Эдокова в переводах русских поэ тов возродились для новой жизни. Горький всячески содействовал приходу в литературу бывалых людей, которым есть что рассказать, только был бы талант. Од ним из таких у нас в Сибири являлся Петр Поликарпович Петров. Крепко сложенный, с твердым шагом, он походил на пахаря. Он, в самом деле, с юности мечтал быть «хорошим хлеборобом, чтобы сеять пше ницу с граненым колосом, объезжать хо роших коней». Но революция все повернула по-иному. В декабре 1918 года он в своем селе поднял восстание против колчаков цев, вскоре заполыхал весь край, и Петров встал во главе Степно-Баджейской парти занской республики. А когда пришлось оставить свою спаленную столицу, шести тысячная армия партизан через непроходи мую горную тайгу двинулась на юг. Это был своеобразный железный поток. Парти заны взяли Минусинск, взяли за Саянами Белоцарск (нынешний Кызыл), и пахарь стал журналистом: редактировал партизан скую газету «Соха и молот». Так определи лась его писательская судьба. Было о чем рассказать читателям. О героизме парти зан, о золотых приисках, о людях первой пятилетки. Роман «Борель», опубликован ный у нас в 1928 году, приметил Горький. Успехом пользовались и другие книги та лантливого иркутянина. После Первого писательского съезда Горький принял нас, сибиряков, на своей московской квартире, где сейчас мемори альный музей. Петра Поликарповича он пригласил на полчаса раньше. Они пили чай. Гость рассказывал о Сибири, о своих новых литературных замыслах. Алексей Максимович верил в его талант, ждал от него многого. И Петр Поликарпович напи сал бы еще немало книг. Но перед своей кончиной был вынужден с горечью при знаться: Н е д о п ах ал я н ач ато е поле И не собрал ж ел ан н ы е плоды . А по словам исследователя его творчества В. П. Трушкина, Петр Поликарпович в од ном из писем оставил такие слова: «Я всю жизнь отдал для народа и лучшей кровью сердца засвидетельствовал это». Его погубили 23 октября 1941 года. А точно ли это? Уже не раз в печати сооб щалось, что в справках о смерти репресси рованных даты «писали с потолка». Крупный урон понес наш журнал. Хва тали самых талантливых, самых работя щих. Порой бывало так, что очередной но мер подписывали случайные для литерату ры люди. Одной из самых больших потерь был Исаак Григорьевич Гольдберг, первый в Сибири мастер художественного слова, обаятельный человек. Вижу его на первом в Сибири писательском съезде, созванном в марте 1926 года в охотничьем клубе. Не высокий, неторопливо-обстоятельный, с то ченым лицом и волнистыми волосами, за чесанными назад. На голове у него была аккуратная каракулевая шапочка, какие любили носить учителя гимназий. После Вивнаиа Итииа он среди литераторов два дцатых годов в Сибири выглядел самым интеллигентным и красивым. Исаака Гри горьевича знали и любили широкие круги читателей. Пользовались успехом его рас сказы о тунгусах, как звали до революции эвенков. Даже во время мрачной колчаков щины он сумел напечатать роман в барна ульском журнале «Сибирский рассвет». В 1924 году он получил премию на конкур се журнала «Красная ннва». Был поддер жан Горьким. В отделе прозы нашего жур нала двадцатых годов читатели прежде всего искали имя Исаака Григорьевича. Выделялись его правдивые, выразительные повести о гражданской войне, о разгроме колчаковщины. Вершиной его мастерства была поэма в прозе о фабричном труде, по родненном с искусством,— «Поэма о фар форовой чашке» (1930 г.). Жизнь его была тяжкой. Он испытал три ареста при царизме, ссылку на суровую Нижнюю Тунгуску, два ареста при Колча ке. Кто бы мог подумать, что его, уже из вестного писателя, не минует тюремная ре шетка сталинских времен? Велико было народное горе тридцатых годов. Перед ним, как сказано у Анны Ах матовой, гнулись горы. Его не в силах была приглушить лживая пропаганда, старав шаяся оболгать невинных, загубленных в тюрьмах и лагерях. Их имена во время сталинщины пыта лись предать забвению навечно. Губили жен и родственников, даже детей гнали в ссылку, где те могли не выдержать мы тарств. Дескать, пройдут годы, и некому
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2