Сибирские огни, 1989, № 10
Что? Что выложил Тиманчик? Что помешало ему докончить слово, ведь рядом с надписью осталось две копны неиспользованных еловых веток. Пилот разворачивает ма шину. Беспрерывно повторяю; «Поме...поме...> Что же это за слово с таким началом? Снова проносимся над руслом. Разгадка приходит сразу. — Он хотел написать — помогите! — крикнул я не то от радости, не то от ужасного смысла этого слова. Пилот утвердительно кивнул. Из-под машины исчезает надпись, в последний момент, пролетая над ельником, я заметил в нем контур переднего края палатки. Ни дыма возле нее, ни живой души. — Наверное, ушли,— кричит радист. Я отрицательно качаю головой. — Значит, замерзли. — Не может быть! Если поставили палатку, то поесть и забраться в нее время на шлось бы, и силы тоже,— говорю я. Идем обратным курсом к палатке. Солнце высоко. На тайгу лег теплый свет. На стороженными взглядами караулим лесные просветы. Нигде — ничего. И вот знакомый ельник. Он наплывает быстро. — Собака! — вдруг кричит пилот. Он показывает вперед. Я гляжу туда. Кто-то черный выползает из ельника на лед, но я не успеваю рас смотреть — слишком быстро мы проносимся мимо. — Да ведь это человек ползет! — радист хватает меня за плечо. Теперь и я догадываюсь, что это кто-то из наших выполз из палатки, чтобы пока заться нам. Машина уходит на запад, разворачивается на 180°, правит точно на ельник. Пра вый берег Удыгина, откуда мы летим, голый, и нам издалека видны и копны еловых веток на льду, и черное пятно, прилипшее к снегу. Самолет снижается до предела, сов сем сбавляет скорость. Летим на высоте ста метров над землей. Уже рядом русло. Чело век зашевелился, гребет руками, ползет навстречу звуку, тащит за собою по глубокой борозде безвольные ноги. Никаких знаков не подает. Это Степан. Я узнаю его по каким- то необъяснимым приметам. Не успеваем разобраться, запомнить детали, самолет выносит нас на ельник. Пер вое, что приходит в голову, где Тиманчик? Неужели он ушел, бросил Степана? Почему в палатке не топится печь? Ничего не можем понять. Машина снова выходит к Удыгину. Идем над руслом реки. Степан слышит гул мо тора, поворачивается на звук, тяжело ползет навстречу, загребая руками снег. В три секунды времени, пока мы проносимся над ним, я успеваю заметить, что у него вместо головы клубок из тряпок и безжизненные, как плети, ноги, завернутые в какую-то рвань. — Он слепой! — слышу я голос пилота. Я вздрогнул. Мне стало не по себе. Теперь все ясно. Степан остался один. Непонят но, что с Тиманчиком, но Степан один, он и вылез из палатки, чтобы показать, что они тут! Но он слепой! Он не найдет дорогу обратно к палатке. Он замерзнет прежде, чем прилетит другой самолет. Пилот с тревогой смотрит на приборы. Мы должны возвра щаться на базу. До нее более трехсот километров. Отходим на север. Мы должны любой ценой сегодня же вывезти Степана и узнать, что же с Тиман чиком! — Георгий Иванович! — обращаюсь к пилоту.—Можно ли около ельника поса дить У-2? Пилот отрицательно качает головой. — А если рискнуть? Ведь люди погибают!.. — Можем добавить к ним еще и нас,— холодно сдвинул брови пилот. — И все же, Георгий Иванович, на обратном пути осмотрите русло, на крайний случай, может быть, что-то отыщется. А я дам распоряжение в штаб немедленно отпра вить из Экимчана У-2 на лыжах. Окончательное решение примем в Удском. Самолет плавно развернулся, идет вниз по Удыгину. Мимо проходят темные купы берегового леса, замысловатые кривуны рек, мелькают кручи. Вот и ельник. Взгляд вновь приковывает фигура Степана. Он лежит неподвижно, головою к противоположно му берегу, далеко от палатки, бессильно разбросав руки по снегу. Как же больнобудет ему, когда вдали смолкнет гул мотора, а с ним погаснет последняя надежда. На лице пилота озабоченность. Он внимательно осматривает кривуны Удыгина, быст ро исчезающие под крылом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2