Сибирские огни, 1989, № 10

я не стал ужинать, разделся, лег в постель. Но не уснуть. Хлопают ставни, в трубе воет ветер, тяжесть на душе — неодолимая. Убеждаю себя, что люди нашли приют, что Тиманчик не сдастся, что к утру угомонится погода и мы завтра разыщем их. А в душе никакой надежды, только боль. Разве только случится чудо. В шесть утра посыльный принес в штаб сводку погоды, переданную нашими поле­ выми подразделениями. Восточный край материка охвачен непогодой. Ветер шесть- семь баллов, видимость — ноль. Рухнули последние надежды спасти людей... Мысли невольно возвращаются к прошлому. Вспоминаются походы, подъемы на пики, трудные тропы по неизмеримым болотам, манящие неприступные дали, где вмес­ те с Тиманчиком делили мы походные дни и ночи. И где-то в уголке души снова затеп­ лилась надежда, уныние показалось непростительным. Надо действовать, надо что-то предпринимать... Как все же ничтожен человек в борьбе со стихией! В семь утра я уже в штабе. Бурные порывы ветра бьют в окна. Пространством владеет буря. Все собрались в радиостанции. В помещении полумрак, непогода отодвинула утро. Порою в железной печке вспыхивает огонек и блуждающим светом охватывает без- .молвных людей. На их лицах, выхваченных из темноты, безнадежность. Говорить не о чем. Мы бессильны, пока не стихнет буря. Распоряжаюсь загрузить ЛИ-2 и АН-2 и держать их в готовности. Полевые стан­ ции на побережье Охотского моря дают сводки погоды через каждые два часа. Теперь почти никакой надежды найти людей живыми. Проклятая буря, что наделала!.. Чуть ли не неделю гневалось море. Полчища туч, подхваченных разъяренным вет­ ром, день и ночь проносились над восточным краем материка. Поселок как вымер. Ни лая собак, ни людского говора. Мы уже смирились со многим. О гибели людей говори­ ли, — как о свершившемся факте и не так проклинали погоду... И вот на седьмой день после катастрофы меня разбудил резкий стук в окно. Я вскочил. С аэродрома доносился гул разогреваемых моторов. Приехали за ва.ми . В восемь — вылет,— услышал я голос шофера. Короткие сборы, тороплюсь, не до завтрака. Добрая старушка-хозяйка засовывает в карман моего полушубка, как всегда, сверток с постряпушками. — Пошли вам господь удачу,— говорит она вслед. Бури как не бывало! Погода ясная, безветренная. Такой небесной синевы, кажет­ ся, я не видел даже в зимние шестидесятиградусные морозы. Подъезжая к аэродрому, мы видели, как оторвался от земли АН-2 и, не разворачиваясь, лег курсом на Уду. Наш ЛИ-2 еще стоял под заправкой. Станциям побережья дежурить весь день,— распорядился я радисту Евтушенко. Выйдут на связь в девять, передам. А если будут срочные сообщения? — Передавайте на борт. Никогда я не отправлялся в путь с таким волнением. Вот мы плывем высоко над пустынной землей, еще окутанной предутренним сумраком. Постепенно далекая синева бледнеет. Какая-то неопределенная, неведомая надежда живет в наступающем утре. Оно распахивается впереди широким горизонтом. Свет обнимает полнеба. Появляется солнце. Видимость изумительная. Земля просматривается на сотни километров. Мы с Плоткиным, не отрываясь, настороженно всматриваемся в пространство. Но оно мертво, нет признаков человека. Вот и Удская равнина. Она появляется внезапно из-за хребта,вся сразу, залитая ярким светом. Через пять минут мы над ней. Машина забирает вправо, обходит равни­ ну большим кругом, направляется к Чагарским гольцам. Именно тут, между Удой и Чагарскими гольцами, мы надеемся найти своих това­ рищей. Обозреваем эту огромную площадь мари по мелким квадратам. Летим низко. Глаза устают от напряжения. Нет, не найти!.. Наше время кончается. Пора на базу. Последний раз я смотрюна седую пустыню с блюдцами озер, простроченную узкими перелесками. Они молчат. Последний, про­ щальный пролет. Машина набирает высоту. Наш путь лежит на запад. Мельчают Чагар- 80