Сибирские огни, 1989, № 10

и сидела захваченная горестными воспоминаниями о человеке, которому все они обя­ заны спасением. Так встретила утро. Пока Борис с Абельдиным досматривали тяжелые сны, она натаскала хариусов, спекла их на углях... День не принес ничего нового. Тайга, разукрашенная осенней желтизной, бесшумно роняла листву. Все холоднее становилось у реки. Путники продолжали пробиваться на запад, потеряв счет дням, не ведая о пройденных километрах. Борис не мог сам идти. Татьяна с Абельдиным тащили его вдвоем. Снова на по­ мощь ногам пришли руки. Передвигались больше на четвереньках. И если бы не Селит­ кан, поддерживающий путников рыбой, если бы не таежные ягоды, они давно бы уже отказались от бесконечной борьбы. И вот настало последнее утро. Седьмое после гибели Харькова. Еще в полночь огонь доел дрова. Взошла луна и осветила печальную картину. Ря­ дом с затухающим костром лежал человек. В нем, опухшем, изъеденном ранами, при­ крытом лохмотьями, трудно, невозможно было узнать Бориса Полиенко. Вчера спутники оставили его на последней стоянке. Он уже не мог двигаться, а товарищи не могли его тащить. Уходя, они запасли сушняка, разложили костер, остави­ ли спички, горку ягод в куске лиственничной коры, десяток хариусов. Прощаясь, они поклялись друг другу, что непременно вернутся к нему, если смерть не перехватит их раньше... Борис проснулся от холода. Он все помнил. Он с ужасом подумал, что теперь остался один в этой глуши, что товарищи оставили его, что срок его жизни теперь измеряется десятком хариусов, гор­ кой жимолости и десятком спичек. Он не верил, что Татьяна и Абельдин смогут вер­ нуться, не верил в чудо и молил судьбу ускорить развязку. Тянула пронизывающая низовка. Борис дрожал от холода. Надо было разжечь костер. Он потянул руку к дровам, но не смог дотянуться. Попытался подвинуться — острая боль в спине обожгла его. Так и остался он прикованным к земле, лежал с единственным, последним желанием — согреться. Пар от прерывистого дыхания оседал на голой груди Бориса кристаллической пылью. Израненные ноги торчали колодами из-под лохмотьев. Он лежал на спине, безучастно наблюдая, как гасли звезды, занималась заря. Всходило солнце последнего дня его бесконечных мучений. Его уже не тревожил ни комариный гул, ни птичий посвист, все отходило за какую-то невидимую грань. Уже ненужными были хариусы, дрова, спички. Борису не хотелось умирать таким беспо­ мощным, но он не мог даже прикрыть грудь — голую и облепленную комарами... В то же утро в двух километрах от несчастного человека, на берегу Селиткана горел высокий костер. Возле него сидели трое мужчин. Поодаль стояла палатка, ле­ жали вьюки. В углу небольшой поляны паслись кони. Это шел из Экимчана по таежной тропе вьючный караван, направляясь на юг, к дальнему прииску. Варился завтрак. Люди мирно беседовали, подсовывали в костер концы толстых веток. Вдруг ло­ шади всполошились, бросились врассыпную по поляне. Из-за вьюков выскочила собака н понеслась к лесу. Мужчины вскочили. Один из них схватил карабин. Закачалась березка. Хрустнула ветка. В просвете показалась сгорбленная тень. — Никак человек! — проговорил один. — Женщина! — удивленно вскрикнул другой. Из чащи выходила Татьяна. Она держалась за ветки, припадала к стволам, чтобы передохнуть, и с трудом волочила ноги дальше. Девушка слышала говор, видела дымок костра, но никак не могла приблизиться к нему. Хотела крикнуть, но горло перехвати­ ло, и вместо крика получился только хриплый шепот. Не устояли ноги, она упала на краю поляны, не видя бегущих к ней людей. Ее принесли к костру, дали несколько глотков сладкого чаю, кусочек хлеба с мас­ лом. Татьяна все еще не могла поверить, что возле нее люди, ее исхудавшее щуплое тело сотрясали рыдания... — Откуда ты, сердечная? — спросил ее мужчина с окладистой бородой.