Сибирские огни, 1989, № 10

Поднялось солнце еще одного дня. Догорал костер. Пора было покидать стоянку. Но куда идти — без буссоли, продуктов, карты! Тайга пугала непролазными чащами, буреломом, голодом, отсутствием ориентиров. Пробираться берегом Селиткана мешали каменные мысы, сторожившие реку на пово­ ротах... И все же они выбрали путь по реке, предпочтя трудные обходы прибрежных скал бесплодному блужданию по темной и неведомой тайге. У каждого был маленький рыболовный крючок, выданный Виктором Тимофеевичем, была леска. Это должно было помочь им в борьбе за жизнь. А борьба эта уже началась с прежним драматиз­ мом, но с меньшими для людей шансами на успех. Они ушли вниз по Селиткану, не представляя, где находятся, что ждет их за пер­ вым мысом, как далеко устье этой реки, сколько километров до жилья. Впереди видне­ лись только синеющие хребты, В первый же день пути открылись раны на ногах, вернулась боль. Борис сильно повредил спину. А обходы береговых препятствий требовали много сил. Большая вода прошла. Селиткан притих, по заливчикам опять заплескалась рыба. Продвигались медленно. Борис слабел на глазах, отставал, падал и долго лежал, при­ жавшись к земле всем телом. Его ждали, помогали встать и сделать первые шаги, шли дальше. Татьяна и Абельдин понимали, что Борис не ходок, что ему не дойти до поселений, что где-то тут у каменных мысов разыграется еще одна трагедия... На ночлег остановились рано. Абельдин занялся устройством стоянки, Татьяна по­ шла по берегу с удочкой. Отогретая после ненастья земля пахла свежестью, из чащи наплывали сумерки, на болотце за рекой поднимался холодный туман, сквозь который доносился одинокий крик птицы. Рыба брала хорошо. Девушка вернулась скоро и с добычей. Борис! Смотри! Живем!— кричал Абельдин, принимая у Татьяны тальниковый прут, доверху унизанный рыбой. Борис тяжело приподнялся, глянул померкшими глазами на трепещущих хариусов, сказал безрадостно: — Легкая у тебя рука, Таня! Какая там рука,— сказала она,— видно, перед непогодой хороший клев. Надо бы зорьку не проспать... Я разбужу. Все равно не уснуть. Наверно, позвоночник... Не уйти мне отсюда... Уйдешь! Я хуже был, а ушел! — твердо сказал Абельдин. Зачем мучить себя и вас? Понимаете же, видите, что не дойти мне...— Борис повернулся лицом к земле, положил голову на руки и умолк. Ужинать он не стал, ле­ жал молча, безучастный ко всему. Ночь была холодная. Татьяна ворочалась у костра, отогревая то один, то другой бок. Абельдин видел это. Он дождался, когда она уснула, снял с себя телогрейку, осто­ рожно укрыл девушку, а сам подсел ближе к костру и принялся подбрасывать сушняк. Трудно было ему в этих глухих холодных краях, совсем не похожих на его родные степи. Он не любил и не понимал тайгу. Она давила своей мощью на парня. Утомляла глаза разнообразием, пугала мраком, а когда налетали порывы ветра, лес угнетал его своим непрерывным гулом. Он родился в степях и в эти минуты одиночества мысленно переносился в родной Казахстан, где в просторах степей бродят отары овец, кочуют табуны коней, где запах полынка в вечерней прохладе приятней всего на этой земле. Так бы он просидел до утра в думах о далекой родине, но проснулась Татьяна. — Почему без телогрейки? — спросила она. Абельдин виновато глянул на нее узкими и черными, как уголь, глазами, не зная что ответить. ’ — Ты замерзла. Жалко стало. — А если сам простудишься? Если опять сляжешь? — Нет, два раза такое не бывает... — Ложись и спи. Завтра — трудный день,— строго сказала Татьяна. Абельдин лег и уснул. Татьяна заняла его место у костра. Приближался рассвет. Он неуловимо уже реял над тайгой. Предутренний ветерок гонял по реке шум перекатов, то приближая, то отдаляя его. В плеске волн Татьяне иногда слышался знакомый голос Виктора Тимофеевича. Она невольно приподнима­ лась, прислушиваясь к речному шуму. Потом понимала, что ничего поправить нельзя, 76