Сибирские огни, 1989, № 10
Виктор Тимофеевич забросил приманку далеко за камень, натянул леску, мушка за играла. — Запомни, приманку надо вести по поверхности воды на струе. Снова всплеск, рывок. Выхваченный из залива хариус взлетел высоко и, описав ду гу, упал на гальку рядом с водою. Татьяна бросилась к нему, забыв про больные ноги. Виктор Тимофеевич вырезал еще одно удилище, привязал леску с мушкой. Начали рыбачить вместе... День занимался прохладный. Улсе зардели макушки высоких елей. Таял безмятеж ный туман. Странное чувство породила в душе Виктора Тимофеевича эта рыбалка. Он был рад, что голод отступил, люди отвлеклись от мрачных мыслей. Но он видел перед собой все тот же непокорный Селиткан, затаившийся у скал, у наносников в злобном ожидании жертвы. Каким заклятием, какими дарами укротить хищный норов реки?! Но плыть придется, и плыть только по Селиткану. Как? При одном только взгляде на эту реку становилось не по себе — верная гибель! Отряд решил несколько дней передохнуть, пока не окрепнет Абельдин. Работы хва тало всем. Надо было заняться починкой одежды, привести в порядок обувь, насушить рыбы, могли пойти дожди, река замутнеет — и хариусы перестанут кидаться на муш ку. Надо было постепенно готовить для плота лес, ронжи, шесты, весла. И тут выясни лось, что никто из путников не знает, как сушить рыбу, тесать весла, что такое ронжи и из какого леса их делать. Все эти «мелочи» легли на плечи Харькова. Кроме всего прочего оказалось, что его спутники не умеют плавать, а степняк Абельдин воды боится панически. Сделали небольшой балаган, накрыли его корьем. Полог порезали на латки. Над костром устроили сушилку для рыбы. Натаскали запас дров, соорудили заслон от вет ра. И табор с днями стал похож на стоянку первобытного человека. Селиткан, убаюканный теплом, млел от безводья, припадая к каменистому дну, все еще злился, ворчал. И чем больше обнажались валуны, тем недоступнее становилась река. И вот тогда и пришла Харькову новая спасительная мысль: а что — если дождать ся ненастья? Вода прибудет, накроет шиверы, мелкие пороги, валуны, и тогда... Да, ес ли вода поднимется, есть шанс проскочить. Есть! Наверняка проскочат! Нет, не зря он свернул к Селиткану, не напрасно притащил сюда спутников. В лагерь Харьков вернулся радостно возбужденным. Ему поверили и на этот раз. Люди видели, как он сиял, как он загорелся, говоря о новой возможности, словно свершилось чудо и смертельная опасность отступила от них. Лагерь ожил. Тот, кто когда-нибудь стоял рядом со смертью, кто знает, что такое обреченность, поймет радость этих людей. В эту ночь впервые за все двадцать с лишним дней пути на стоянке долго не смолкал громкий говор. Уснули спокойными за завтрашний день. Только Виктор Тимофеевич бодрствовал. Он лежал у костра, следя за язычками пламени, перепрыгивающими по уголькам. Восторг прошел, надо было спокойно одному разобраться, действительно ли все об стоит так, как показалось вначале, и нет ли в этом решении скрытой роковой ошибки. Ему виделся Селиткан в полноводье, в бешеном разбеге, срывающий островки, своенравно меняющий русло, катящий камни, несущий вырванные деревья... Плот будет для него игрушкой. И опять пришли тягостные сомнения. Нет, решения своего он не изменит. Он был рад, что людей удалось обнадежить, и сделает все для укрепления этой надежды. Над резным краем тайги занималось утро. Крошечная пеночка будила своей немуд реной песенкой огромный старый лес. Ранний гость — ворон — не замедлил явиться. Он по-хозяйски облетел стоянку, хрипло прокричал, уселся в ожидании на вершину ста рой ели. — Не к добру эта черная птица. Патрона жалко, а то ты у меня покаркал бы тут!— досадовал Харьков.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2